Как укротить леди

Майклз Кейси

– Maman, прошу вас, я не хочу обсуждать маркиза.

– Да, да, конечно, ты притворяешься такой сдержанной и благопристойной. Все это очень хорошо – до поры до времени! Но ты ведь не Лидия, не так ли? Ты больше похожа на меня, чем тебе хочется, – характером, если не внешностью, – и тебя это бесит, я права?

Николь вздрогнула, как от удара.

– Но ты слушай меня, дочь моя, потому что я знаю, что тебе нужно, я понимаю, почему ты не можешь заснуть ночью, понимаю, какие желания терзают тебя. Если ему так уж хочется опрокинуть тебя в постель, советую

позволить ему это. Я все хорошенько обдумала и, судя по его репутации, уверена, что если этот человек нарушит твою невинность, то непременно на тебе женится.

– Я же сказала, что не хочу…

Но мать продолжала, как будто не слышала возражений дочери:

– И еще – имей в виду, дорогая, девственность вовсе не добродетель, а всего лишь временное препятствие на пути к наслаждению – во всяком случае, если мужчина понимает в этом толк. О да, как часть сделки девственность имеет значение, но всегда можно заставить мужчину думать, что он получил то, чего уже нет. И ты не пожалеешь, распрощавшись с нею. Бог видит, я об этом не жалела.

Николь вскочила на ноги, чувствуя, как к горлу подступили рыдания. Грубая откровенность матери шокировала ее. Но что еще хуже, Николь испытала некую физическую реакцию на эти безнравственные поучения. Ее вероломная плоть на мгновение снова взяла верх над разумом.

– Вам не следует говорить со мной о таких вещах, – с трудом справившись с собой, заявила девушка, снова усевшись, когда приказчик поставил на стол маленький заварной чайник и две чашки.

– Вздор! Кто еще скажет тебе правду, как не твоя maman? – Хелен наклонилась к ней через столик. – Николь, тебе уже восемнадцать, ты слишком долго раздумываешь. Я только хочу помочь тебе, дорогая. – Она встала и позвала служащего. – Больше мы здесь ничего не берем. Пошлите эти покупки и счет моему сыну на Гросвенор-сквер.

Николь посмотрела на груду свертков, затем на нетронутый чай.

– Нет! То есть мы заберем покупки с собой.

– Зачем это? Завтра они уже будут у меня.

– Но… Но разве вам не хочется пить? Вы же просили чаю.

– Я просила закусок, а этот болван принес чай, – наставительно заметила Хелен. – Этот откровенный разговор с тобой пробудил во мне желание выпить вина. Мы и без того уже всю карету загромоздили покупками, так что эти пусть пришлют к Рафу.

Николь кинула еще один взгляд на множество свертков и решила, что мать и без этой жуткой розовой шали доберется до Италии.

– Ну, хорошо. Думаю, нам пора ехать – как только вы вернете табакерку на место.

– А я надеялась, что со временем ты исправишься, – со вздохом сказала Хелен, вернула изящную вещицу на столик и величественно поплыла к выходу.

Выйдя с матерью на улицу, Николь облегченно вздохнула, заметив на углу Лукаса, который делал вид, что рассматривает витрину ювелирной лавки. Его появление означало, что Лидия благополучно справилась со своей частью плана и его экипаж с горничной и багажом Хелен уже на пути в Дувр.

Настало время отправить тем же путем и саму Хелен.

Николь поднялась в карету следом за матерью и

заняла место напротив. Мелькнуло опасение, что ее станет тошнить, если она проведет весь путь до пролива, сидя спиной к направлению движения.

– Знаешь, дорогая, я провела с тобой восхитительное утро.

Николь почувствовала укол совести, зная то, что ее матери только предстояло узнать. Как объяснить это ей? И почему она заранее ничего не придумала?

– Да, утро было очень приятным.

Хелен старательно расправила юбки, чтобы они не помялись.

– Разумеется, я предпочитаю общество Лидии – с нею намного легче, но мне не нравится, когда люди начинают нас сравнивать. Эта свежесть юности, понимаешь? Как удачно, что ты унаследовала волосы отца. Думаю, контраст между светлым и темным привлекает внимание джентльменов, не заставляя их прибегать к сравнению.

И тут в голове у Николь будто что-то щелкнуло.

– Мы не вернемся на Гросвенор-сквер! – выпалила она, не понимая, с чего ей вздумалось проявлять великодушие к этой невыносимой женщине. – Кучер уложил все ваши вещи, захватил вашу горничную и уже находится в пути. Мы везем вас в Дувр, усаживаем на пароход, и вы отправляетесь в Италию, где проведете, по меньшей мере, год, а если не измените свое поведение, то и больше. Раф все уладил со своими банкирами, вам снимут дом, вы будете получать деньги на расходы и все, что вам потребуется.

Ее мать несколько раз открыла и закрыла рот, как рыба, выброшенная на берег.

– Что ты сказала?!

– Вы меня слышали. Вы писали письма! Так вот, больше вы их писать не будете, в противном случае Раф снизит вам сумму на содержание, и вы можете прозябать себе в Италии, пока о вас не позаботится кто-нибудь из нас.

– Да как ты смеешь! Останови экипаж, слышишь?! – Хелен метнулась к шнуру, чтобы подать сигнал кучеру.

Николь быстро оттолкнула мать, так что та упала на подушки.

– Сядьте! И клянусь вам, maman, если вы не будете сидеть тихо и спокойно, я выхвачу один из пистолей – видите, здесь, в кармашке? – взведу курок и направлю прямо вам в голову, чтобы вы поняли, что я не шучу. И тогда вам придется молиться, чтобы у этой кареты были хорошие рессоры и чтобы меня не слишком трясло, а то я могу случайно нажать на курок.

Леди Хелен Дотри, которая уже не раз в своей жизни переживала взлеты и падения, устроилась поудобнее и погрузилась в размышления.

– Ты сказала, письма. Это имеет какое-то отношение к лорду Фрейни, да?

– Вы писали ему письма?

Хелен пожала изящными плечиками:

– Д-да, можно сказать, мы с ним переписывались. Вместе с завтраком мне приносили на подносе его любовную записку с одной розой! – Хелен самодовольно улыбнулась. – Но этот взбалмошный человек попросил меня сжечь все его письма. Ну, разве это не романтично?

– И это все? Вы обменивались только любовными записками?

– Ну почему, не только. Он ведь был близким другом твоего покойного дяди. По-моему, я как-то вскользь упомянула, как ужасно, что он и мои дорогие племянники были убиты…