Как утреннее солнце
Шрифт:
Глаза его сузились.
– Если бы я хотел обокрасть Большого Джима, я бы сделал это в первую же неделю и только бы вы меня и видели. Но я не краду у друзей.
– У кого же вы крадете?
Он сделал глубокий вдох сквозь стиснутые зубы. Руки сжались в кулаки. Было видно, что он изо всех сил пытался сдержать себя.
– Что вам так не нравится во мне, мисс Саутгейт? То, что я люблю деньги и хочу их иметь?
– А вы посмеете это отрицать?
Он отвернулся и стоял неподвижно, глядя в темноту деревьев. Келли видела, как напряжено все его тело, как тяжело
– Ах, какая вы праведница! Вас-то война никак не коснулась. Вы сидели в своем прекрасном доме в Бостоне, в то время как ваш отец купался в деньгах, полученных с его оружейных заводов. Наверное, проглядывая списки убитых и раненых, вы даже позволяли себе пролить одну-две слезинки в знак сочувствия.
Он был так близок к истине! Келли почувствовала желание оправдаться.
– Э-это н-н-не так… Наши друзья, служащие отца… они тоже заплатили свою цену за Союз. И мы все принимали посильное участие.
Джейс медленно обернулся. Глаза его казались похожими на голубые кристаллы – жесткие, холодные.
– Меня восхищает ваша утонченная чувствительность, мисс Саутгейт. Вы так наглядно демонстрируете свою чистоту и праведность, так страстно выступаете в защиту правого дела. Взять, например, вашу неистовую борьбу за воздержание от спиртных напитков.
– Если у меня есть твердые убеждения, то… – перебила его Келли.
– Вы, видимо, очень тщательно выбираете для себя убеждения, которые не слишком задевают вашу привычную жизнь. Но к сожалению, не многие могли позволить себе такую роскошь, особенно когда началась война. Те, кто воевал рядом со мной, тоже мечтали и надеялись. Однако их жизни оборвались в самом расцвете молодости и сил. Я вышел из лагеря для военнопленных повстанцев после трех лет ада, не имея ни гроша за душой, ни пары ботинок или носков, ни даже рубашки без дыр. Вот тогда я позавидовал своим погибшим товарищам.
Келли не знала, что на это ответить.
– Это все, конечно, ужасно, я понимаю. Но… Джейс прервал ее взмахом руки.
– Знаю я ханжей вроде вас. Они смотрят на таких, как я, с жалостью. Считают нас «благородными бедняками», предлагают свою благотворительность. А для тех, кому приходится пользоваться этой благотворительностью, она кажется слишком горькой. Я не собираюсь просить у вас прощения за то, что хочу иметь деньги, мисс Саутгейт. Но это вовсе не означает, что я способен обокрасть вашего отца.
Келли стало стыдно. С какой стати она набросилась на управляющего с такими жестокими обвинениями? Ведь у самой нет практически никакого жизненного опыта.
Келли подвела Молочную Травку поближе к нему, коснулась его рукава.
– Я сожалею, мистер Перкинс… Джейс. Я осудила вас слишком поспешно. И несправедливо. Вы можете меня простить?
Он сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. На лице его появилась слабая улыбка.
– Мисс Келли, я все могу вам простить, когда вы смотрите на меня так. – Джейс протянул ей руку. – Дайте отдых своей лошадке.
Смущенно
Джейс вынул часы, прищурился.
– Умное животное. Сейчас как раз время ленча. Хотите, есть, мисс Келли? Я захватил с собой цыпленка из кладовой миссис Экленд. Буду, счастлив с вами поделиться.
– У меня с собой есть кукурузный хлеб, – сказала Келли. – И еще ваша шляпа. Я нашла ее там, ниже по течению.
– Ну вот, мы с вами и перекусим.
Они устроили импровизированный пикник на лужайке. Ели молча. Джейс, видимо, еще не мог до конца простить ей резкие слова в свой адрес. А Келли все больше сожалела о своей вспыльчивости. Мистер Перкинс ведь никогда не говорил о том, что побывал на поле боя. Она привыкла считать его бесхарактерным человеком, не зная о темных уголках души, порожденных страданиями.
– Еще раз прошу прощения за все, что я вам наговорила.
Он пожал плечами.
– Это ведь не в первый раз. Почему вы всегда на меня сердитесь?
Келли закусила губу. Как можно задавать такой вопрос! Ведь из-за планов Большого Джима они попали в совершенно невозможную ситуацию: их ждет брак, с которым – хочешь, не хочешь – им обоим придется смириться.
– А вас разве не тревожит то, что… – Она не могла продолжать, слишком уж это интимная тема. – Да нет, ничего.
– Вас настолько тяготит жизнь здесь, что вы выплескиваете свое раздражение на меня?
– Я скучаю по своим подругам в Бостоне.
Келли сказала это только для того, чтобы как-то оправдаться в его глазах. Он усмехнулся:
– Бет мне говорила об этом. Вы когда-нибудь носили брюки?
– Я… боялась, что папе это не понравится.
– Ах, вот как! Значит, изображали из себя эмансипированную и в то же время позволяли отцу распоряжаться своей жизнью.
– Это не так! Мы жили совершенно независимо, я и мои подруги. Мы читали все журналы, посвященные правам женщин, и подробно их обсуждали.
– Ну да, конечно, в тиши своих уютных гостиных, спрятавшись от реальной жизни за своими книгами и журналами.
Келли почувствовала, как в ней поднимается гнев, и встала.
– Почему вы считаете, что чтение – это… – Она запнулась.
– Бегство от жизни? А разве нет?
– Совсем нет! Мы проводили симпозиумы на тему о вреде спиртных напитков, читали лекции о необходимости для женщин обрести независимость в этой стране.
Джейс тоже встал, и Келли в очередной раз изумилась тому, какой он высокий.
– А вы сами когда-нибудь поднимались на лекторскую трибуну?
– Это нечестно, Джейс. Вы же знаете, что я не могла этого сделать.
– Почему? Из-за хромоты?
– Знаете ли вы, что это такое, когда сверстники издеваются над тобой?
Он сухо рассмеялся:
– Могу себе представить. Но если бы это случилось со мной, я бы не стал прятаться за свою палку.
– Прятаться?.. Но трость мне необходима.
– А я утверждаю, что нет.
Прежде чем Келли успела его остановить, Джейс выхватил у нее трость.