Как в одном поселке
Шрифт:
Собственно, этим и закончилось ночное происшествие, на которое с небывалой оперативностью откликнулась знакомая нам газета "Плоскости". Уже следующим утром в ее очередном номере было можно прочитать заметку следующего содержания:
"Удивительная история приключилась в поселке Волово! Этой ночью, на заводе разлива знаменитой Воловской воды, вспыхнул пожар. Однако, как стало известно, завод, именно вчера, был переведен на круглосуточный режим работы, что и помогло вовремя, быстро и без значительных материальных потерь и человеческих жертв ликвидировать очаг возгорания. В тушении
На этом заметка обрывалась, и чувствовалось в ней что-то незавершенное.
Утром, Ксафан, как всегда открыл газету любимой Анечки, и, ознакомившись с печатными материалами той, удивленно спросил Купидона:
– Когда это ты успел тиснуть заметку о ночном пожаре?
– Я и не тискал туда ничего, - ответил Купидон, беря газету из ангельских рук, чтобы самому ознакомится со столь оперативно появившимся материалом, - Сам знаешь, что не до того было. Я так наплясался с чертовкой Лилиан, - почти с восхищением сообщил он, - что ноги до сих пор побаливают, - и, как всегда, весело рассмеялся, вспомнив какие "па" они с Лилиан выделывали ночью.
И только Василий Петрович, прочитав заметку, одобрительно хмыкнул. Именно он, желая как-то поощрить Купидона и Ксафана не позволивших сгореть его "детищу" - заводу, так оперативно, по телефону, скинул в редакцию "Плоскостей" сообщение о ночном пожаре, сочиненное им самим. И как он не старался, выдержать легкий стиль, которым обычно пользовались пришельцы из Рая, не удалось. В его повествовании все равно явно чувствовалась казенщина. Постоянная работа Главы администрации с документами наложила на манеру его изложения определенный канцелярский стиль, не присущий ни ангелу, ни божеству.
Правда, уже в следующем номере "Плоскостей" появилось логическое продолжение заметки, на сей раз сочиненной Купидоном:
"Мы уже информировали наших читателей о ночном пожаре в Волово. Теперь мы с радостью можем представить вам и мнение специалистов о происшествии: академик Борис Гальперин сумел очень оперативно расшифровать надпись, выжженную на спинке дивана.
Она гласит следующее: "Ну, Ксафан, ты даешь! Твое счастье, что у тебя уже нет хвоста!" Вот такая странная надпись, и опять что-то про хвост!
Надпись была сделана на древне арамейском языке, - следовало далее пояснение, но заметка на этом не заканчивалась:
Свое мнение по этому поводу высказал и знаменитый специалист по паропсихологическим явлениям - Кенин. Он считает, что возгорание носит паронормальный характер и является широко известным в узких кругах, как "огненный полтергейст". "Не обошлось тут без нечистой силы", - глубокомысленно заявил он и покачал лысеющей головой".
– А где ты откопал этого "лысеющего" Кенина?
– заинтересовался Ксафан.
– Можно подумать, что тебе не все равно?
– и бог любви рассмеялся.
– В, общем-то, действительно, - все равно. Мне просто интересно, как этот чернокнижник смог так быстро и четко определить в послании Буна, которое Лилиан с Мефистофелем умудрились успеть выжечь на диване, - происки нечистой силы?
– Вот, уж, в этом совсем нет ничего удивительного. Я просто подсказал ему это. А если честно, то никакого "лысеющего" Кенина в природе не существует. То есть, он существует, лишь, виртуально. Это моя гениальная выдумка. Чтобы привлечь
– Кстати, а куда ты его дел?
– спросил он для чего-то, а затем расхохотался, живо представив себе хвостатого ангела во всей красе. То есть, - с большими белыми ангельскими крыльями и с еще большим, похожим на крысиный, голым хвостом, волочащимся следом.
Впрочем, ответ на заданный им же вопрос, его совершенно не интересовал. Просто, как говорится, к слову пришлось. И только Ксафан собирался провести с вечно юным божеством воспитательную беседу, насчет того, что ябедничать нехорошо, и что тискать в газету небылицы, - еще хуже, как почувствовал прикосновение к своей ноге чего-то мягкого и теплого. Он невольно взглянул вниз и увидел... черного пуделя, прижавшегося к его ноге, как это обычно делают собаки, признав знакомого. Тот заискивающе заглядывал в его глаза и, приветствуя, слегка вилял хвостом.
– Фауст!? Это ты, что ли?..
– изумлению Ксафана не было предела.
– Ты, почему один? Где твои хозяева?
– спросил он, но потом понял, что вопрос был напрасным, потому что сам прекрасно знал, что и Мефистофель и Лилиан сидят в кутузке. Однако, расстраивать и без того огорченного отсутствием хозяина пса, сообщением о местонахождении его хозяев, не стал, и только спросил у Генриха, обратив внимание на его понурый вид и грустные глаза, - Ты, наверное, голодный?
– Очень!
– вырвалось у Генриха из глубины души, - Со вчерашнего дня ничего не ел. Живот - прямо подвело. И урчит в нем сильно. С трудом выбрался из дома: едва в форточку пролез... Хорошо еще, что живем на первом этаже, - жаловался пудель давнему приятелю.
– Они меня заперли, обещали, что скоро вернутся, а самих все нет и нет. Вот и пришлось пойти искать себе пропитание. Не умирать же, в конце концов, с голоду?..
– А это еще что за лохматое говорящее чучело?
– удивился Купидон, с неподдельным интересом разглядывая Генриха.
Надо сказать, до сего времени он ни разу не сталкивался с говорящими собаками. Ни на Земле, ни в Раю. Хотя... доподлинно и неизвестно, водятся ли псы в райских кущах? Или собачьего Рая не существует?
– А это еще что за нахальный субъект с крылышками?
– в свою очередь поинтересовался обиженный Генрих, когда его обозвали чучелом.
– На ангела, вроде, не тянет: слишком уж мелкий и несерьезный...
И Ксафану, прекрасно знавшему обоих, пришлось объяснять каждому, кто из них - кто, и почему здесь оказался.
– Так ты значит грешник, умудрившийся дать деру из Ада!?
– даже с некоторым восхищением произнес Купидон, узнав жизненную историю Генриха.
– Подобное, кажется, еще не удавалось никому.
Фауст тоже был удивлен, увидев юное божество с Олимпа. Во времена средневековья, в котором он прожил свою земную жизнь, святая инквизиция так боролась с идолопоклонством, что истории об Олимпийских богах на какое-то время были частично искоренены из сознания людей той эпохи. И даже Фауст, будучи ученым и имея под рукой Мефистофеля, выполнявшего все его прихоти, не познакомился со всеми ими и сейчас был сильно удивлен, что этот мальчуган, оказывается, являлся богом любви. Он, в свое время, хорошо усвоил, что браки совершаются на небесах, и даже не догадывался, что возникновение любви может зависеть от укола стрелы, пущенной этим малолетним оболтусом.