Как в первый раз
Шрифт:
И, широко улыбаясь, поспешила к своему автомобилю.
Дана не знала, радоваться или огорчаться сыщицким замашкам подруги. С одной стороны, Джулия и вправду способна выяснить, почему Кейн оставил медицинскую карьеру — тогда любопытство Даны будет удовлетворено. Но, с другой, узнав, что Кейн вдовец, Джулия непременно вобьет себе в голову их поженить. Она не поймет, что существуют и другие препятствия. Например, мать-инвалид, которая ненавидит Дану и ни за что не потерпит нежеланную невестку в доме, который делит с сыном; или трехлетняя дочь, которая
От этой мысли сердце Даны больно сжалось. Пусть жена Кейна умерла — для него она живет в дочери. Маленькая Джессика — живое напоминание о том, чего у Кейна с Даной не было и никогда не будет. Формально Кейн свободен — но в действительности никогда свободным не будет. По крайней мере, не настолько, как хотелось бы Дане.
Он свободен заниматься с ней любовью, но не свободен ее любить.
Сможет ли она принять такое ограничение, зная, что будет вечно томиться и желать большего? Возможно ли это в данных обстоятельствах?
Погруженная в невеселые размышления, Дана вошла в здание садика и заглянула в игровую комнату, чтобы убедиться, что Робби присоединился к группе. В ожидании завтрака малыши увлеченно возились с игрушками или рассматривали книжки с картинками; комнату наполнял звонкий смех и радостный щебет детских голосов. Дане вдруг вспомнился вчерашний настойчивый вопрос Кейна: «Ты не собираешься замуж? Не хочешь иметь собственных детей?» — и сердце ее горестно сжалось.
Он был женат.
У него есть дочь… такая же, как эти малыши.
А у нее…
Нет! Нельзя давать волю таким мыслям! Взяв себя в руки, Дана вышла из игровой комнаты и твердым шагом направилась в кабинет директора.
Сегодня она начинает новую жизнь. Отныне ее судьба неразрывно связана с «Детским такси», и главное для нее — работать как можно лучше. Как она и говорила Кейну. Возможно, именно ее увлеченность работой убедила его, что связь с ней будет безопасна. Что Дана не станет вешаться ему на шею и требовать того, чего он не может дать.
Да забудь о нем наконец! — свирепо приказала себе Дана.
Пока он не позвонит.
Если вообще позвонит.
Кейн сказал: «Скоро». Утром в воскресенье, лежа в постели, Дана в который раз упрекала себя в глупости. Сколько можно ждать звонка? Еще и недели не прошло! У него наверняка другие планы на выходные. Но все же что ему стоит позвонить — не обязательно назначать свидание, просто перекинуться несколькими словами…
Как поживаешь? Я думал о тебе. Как дела? Чем занимаешься сегодня вечером?..
Дана перевернулась на живот и со стоном зарылась лицом в подушку. Сколько же можно? Воскресенье должно быть днем отдыха… от всего. А она отдыхает только от работы. Сегодня ей нечем заняться — разве что принимать заказы от возможных клиентов. Но едва ли их будет столько, чтобы отвлечь ее от мыслей о Кейне.
В этот миг зазвонил телефон. Дана подскочила на постели. Почти девять — для делового звонка в выходной, пожалуй, рановато… Кто бы это мог быть? Сердце ее едва не выскакивало из груди, в голове молотом
— Алло, у телефона Дана Андервуд…
— Дана, это я! — прервал ее резкий мужской голос. — Не вздумай вешать трубку!
Этого еще не хватало! Папочка собственной персоной! Со своим вечным приказным тоном. Дана поджала губы. Нет, больше она не разрешит собой командовать, не позволит отцу унижать и запугивать ее! Пусть только попробует…
Однако сейчас голос отца звучал необычно мягко:
— В прошлый раз, когда мы с тобой разговаривали, я сорвался. Прости. Обещаю, больше такого не повторится. Ты мое единственное дитя, и я хочу, чтобы мы были друзьями. Так что… — Генри глубоко вздохнул.
— Папа, я давно уже не дитя, — отрезала Дана, предупреждая, что он вступает на топкую почву.
— Знаю, знаю! — поспешно заверил он. — Хочешь быть независимой — пожалуйста. Я не против. Все, чего я хочу, — загладить эту дурацкую ссору. Может быть, позавтракаем вместе, поговорим?
Дана устало вздохнула.
— Не думаю, что нам есть о чем говорить, папа. Переделывать себя тебе в угоду я не стану, а ругаться с тобой я сейчас не в настроении.
— О какой ругани речь? Послушай, я готов даже вложить деньги в твой безумный проект!
— Мне не нужна твоя помощь. Деньги я уже достала.
Наступило молчание.
— Так что дергать за эту ниточку ты больше не сможешь, — язвительно добавила Дана.
— Перестань, ради Бога! Согласен, я наделал кучу ошибок. И, наверное, сделаю еще больше — потому что не могу понять, черт побери, чего ты добиваешься…
— А тебе не приходило в голову просто меня выслушать?
— Хорошо! Буду молчать как рыба! Ни словечком тебя не перебью! Не веришь — позавтракай со мной и сама убедишься! Ну что, договорились?
— Тебе не понравится то, что ты услышишь, — честно предупредила Дана.
— Значит, придется это проглотить. — Голос Генри смягчился, в нем появились сладкие умасливающие нотки. — Сладкая моя, я на все готов, чтобы мы снова стали друзьями!
Дана прикрыла глаза; в горле неожиданно встал горький ком. В детстве, обожая отца, она млела от его любимого обращения: «Сладкая моя!» Но жестокая и необъяснимая ненависть отца к Кейну Уильямсу навсегда отравила их отношения, вселив в них недоверие и вражду. Теперь в слове «сладкая» Дане чудились какие-то людоедские обертоны.
— Хорошо, приду, — выдавила Дана. Отец прав: надо повернуться к проблеме лицом и раз навсегда выяснить отношения. Сколько можно убегать от правды? — Буду около одиннадцати.
— Отлично! Совсем как в старые времена! — мягко надавил он.
— Нет, папа. Старые времена не вернутся, и тебе придется с этим смириться, — жестко ответила Дана и повесила трубку.
Два часа спустя она входила в роскошный особняк, выстроенный в английском стиле. Домоправительница, встретив на пороге, провела ее в оранжерею — любимое место отца.