Как велит бог
Шрифт:
Ни в какую.
Данило сказал себе, что должен сохранять спокойствие, что не должен паниковать, сейчас она откроется, но ужас в глазах Лауры и ее сдавленное сипение сводили его с ума, он готов был разорвать эти ремни зубами, но терять спокойствие было нельзя. Тогда он закрыл глаза, чтобы не видеть гибнущую дочку, и продолжал жать, тянуть, возиться с застежкой, в то время как малышка металась в агонии, но все впустую. Он попробовал вытащить ее из кресла, но ничего не вышло, тогда он с воплем ухватился за эту проклятую штуковину, но ремни безопасности крепко держали пластмассовый остов.
"Надо
Но как, если он не мог ее вытащить?
Тогда, вдыхая запах зеленых яблок, он засунул свои толстые пальцы в рот дочери, которая, внезапно ослабев и обмякнув, уже не билась, и попытался найти застрявшую в глубине трахеи крышку. Подушечками пальцев он нащупал ее язычок, надгортанник, миндалины, но крышки там не было.
Лаура больше не двигалась. Головка упала на грудь, а руки свисали по бокам сиденья.
Да, он знал, что должен сделать. Как он раньше не подумал? Он должен проколоть ей горло, тогда воздух... Но чем?
Он заорал, взмолился: "Помогите, спасите, ребенок умирает, моя дочь..." — и стал протискиваться в проход между передними сиденьями, он, махина весом в сто с лишним кило, вломился между креслами, навалившись грудиной на рычаг переключения скоростей и протянув руки к бардачку. Средний палец правой руки дотянулся до кнопки, и крышка откинулась, выплюнув листки, блокноты, карты и шариковую ручку, закатившуюся под сиденье.
Задыхаясь, он ощупал рукой коврик и наконец нашел ручку и, держа ее как шило стержнем вперед, развернулся, поднял правую руку, готовый...
"Она умерла"
Ручка выпала у него из рук.
В кресле лежало безжизненное тело Лауры Апреа, с выпученными голубыми глазами, раскинутыми ручонками и раскрытым ртом...
Спустя год после трагедии, когда его жизнь с треском покатилась в тартарары, Данило наткнулся в одной газетенке на краткую заметку следующего содержания:
"В ходе проведенных в 2002 году испытаний детских автомобильных сидений выяснилось, что застежки производства фирмы Rausberg, выпущенные в 2000-2001 гг. и использованные рядом производителей, не всегда закрываются надлежащим образом, несмотря на наличие отчетливого щелчка. Если два металлических язычка вставляются под углом, ремень безопасности плохо фиксируется с одной или с другой стороны. Из-за этого застежку может заклинить, что угрожает безопасности ребенка. Неисправной застежкой комплектовались сиденья следующих фирм: Boulgom, Chicco, Fair/Wavo, Kiddy и Storchenmuhle. Рекомендуем вам проверить дату изготовления вашего сиденья и в случае, если оно было произведено в 2000-2001 гг., отослать его производителям, которые обязуются в срочном порядке заменить изделие"
Фургон Рино стоял посередине площадки.
Четыресыра перелез через ограждение и с минуту глядел на него, почесывая подбородок и держась правой рукой за раненое плечо.
Надо сделать так, чтобы его заметили проезжающие машины.
Четыресыра мог вызвать полицию и сообщить об убийстве, так он еще и прославится. Его покажут по телевизору.
"Нет, нельзя"
Он же друг Рино, сразу подумают, что он в этом замешан.
Четыресыра начал колотить
Если он зажжет фары, все увидят "дукато". Но аккумулятор сядет меньше чем за час.
Он открыл дверцу и включил радио на максимальную громкость. Дверцу он так и оставил открытой, чтобы горела лампочка в салоне.
Пока он шел к "боксеру", по радио зазвучала "So Lonely" [38] группы "The Police". Четыресыра принялся раскачивать головой, а потом, завертевшись как юла, распростер руки под дождем. Его распирало от радости.
38
"Такой одинокий" (англ.).
Жив! Жив! Я жив!"
Он лишил жизни, а сам остался жив. И никто никогда его не разоблачит.
Он поднял с земли "боксер", сел и надел шлем. Левая рука не шевелилась, завести мотороллер оказалось непросто. Наконец, пару раз фыркнув, мотор заработал и начал выпускать белый дым.
— Молодец, малыш. — Он погладил фару и, напевая "so lonely, so lonely", отправился в сторону дома, подгоняемый дождем и ветром.
Тем временем над кемпингом "Багамы" и над кемпером, в котором уединились Беппе Трекка и Ида Ло Вино, бушевала гроза.
Вывеска в форме гигантского банана, как спинакер, болталась на ураганном ветру. Один из четырех стальных тросов сорвался с резким хлопком, потонувшим в гуле ненастья.
Данило Апреа свернул чехол и положил его на пол. Подойдя к дверце, он инстинктивно сунул руку в карман.
"А где же ключи?"
Когда он вспомнил, у него подкосились ноги, и ему пришлось прислониться к машине, чтобы не упасть.
— Нет, это невозможно. Невозможно, — повторял он, мотая головой. Он закрыл лицо руками. — Какая глупость.. какая несусветная глупость..
Он бросил их в канал в день, когда похоронили Лауру, поклявшись, что больше никогда в жизни не сядет за руль.
"И что теперь?" Бросить дело из-за какой-то связки ключей! Такая дурацкая проблема не станет ему помехой.
— Чтобы остановить Данило Апреа, нужно уложить его из базуки, — воскликнул он, удовлетворенно отметив, насколько уверенно и решительно звучит его голос. — И потом, достаточно подняться наверх и взять запасные ключи.
Он вернулся в квартиру и принялся открывать все ящики, искать в каждом шкафу, перерывать каждую коробку, каждый проклятый утолок.
Ключи исчезли. Улетучились. Растворились.
Данило был человек организованный. Никогда ничего не терял. Его девизом было: "У каждой вещи есть свое место, на каждом месте лежит своя вещь".
Так что ключи должны быть здесь, где-то запрятанные. Только он не знал, где еще искать.
Данило устал, раскраснелся, и вдобавок зверски болела голова. Он проплелся по квартире, через которую словно пронесся отряд ландскнехтов, и, обессиленный, рухнул в кресло.
"Если только..."