Как велит сердце
Шрифт:
– Вы действительно заставили провести мага запрещенный ритуал?
– Да, Владыка. Дарэль был мертв, это единственное, что могло его вернуть.
– Я правильно понимаю, что Вы его истинная? – Я вновь усмехнулась:
– Да, Владыка, правильно понимаете. Зачем Вы задаете мне такие вопросы? Вы же высший маг и понимаете прекрасно, что ритуал не сработал бы, если бы я не была истинной Дара. Я уходила за грань, а не к грани. Душа его была в мертвой ночи. Простите, если разочаровала.
– И что Вы намерены делать?
– Я? Ничего. Просто жить.
– Я говорю о Даре. Что Вы собираетесь делать?
– Владыка, насильно мил не
– Вы сообщили ему то, что являетесь истинной?
– А нужно? Нет, не сообщала. Если он не чувствует притяжение сердцем, то слова ни к чему.
– А он не чувствует? – Я вскипела, достал со своими расспросами:
– Попробуйте узнать у него самого, что он чувствует, хочет, кто нравится, ведь он Ваш внук. Или Вы боитесь получить невыгодную сноху-внучку?
– Я хотел бы предложить Вам откуп, хорошую сумму за отказ от Дарэля. Ему нужна женщина его круга, воспитания, возраста и, наконец, расы.
– Я горько рассмеялась:
– Вы хотите управлять судьбами, как Бог? Откуда Вам знать, чего хочет Дар, и какая женщина ему нужна? Нет, Владыка, Вам меня купить не удастся. Я люблю Дарэля, поэтому предоставляю полную свободу выбора, но если он выберет меня, я ни за какие богатства Вселенной и всех миров не откажусь от него. Я, надеюсь, что Вы поняли мою позицию. Я также не позволю Вам или кому-либо руководить его выбором. Этот выбор должен быть выбором сердца, а не политики, богатства или выгоды. Ему с ним жить! Я отказываюсь от какой-либо награды, так как выполняла свой долг по отношению к истинному. Простите, Владыка, но я вынуждена просить закончить аудиенцию, силы покидают меня, мне нужен отдых. – С трудом отвесив поклон, я спешно ретировалась в спальню, оставив недовольного Владыку размышлять. Наплевать, главное, что решит Дар.
27
Я настолько устала от встреч, что не вышла к обеду, а попросила служанку принести мне еду в комнату. Без аппетита поковырялась и отправила все на кухню. Хотелось одного – спать. Выздоравливающий организм требовал отдыха, поэтому заснула сразу после еды и проснулась перед ужином. Но идти не хотелось, поэтому и ужин принесли в комнату. Поела, но мало, очень быстро насытилась. После сна голова пустая, как бочонок из-под вина. Мыслей нет никаких, да и думать не хотелось. Отодвинув недоеденный ужин, я пошла в ванную, повалялась в теплой воде, вымыла голову. Через час выползла из ванной распаренная, расслабленная и умиротворенная. Не знаю, что будет завтра, но сегодня я довольный удав. Высушив свои странно-белые волосы, похихикала, одевая ночную сорочку, больше напоминавшую летнее платье. Почему летнее? Потому что горловина глубокая, рукава фонарик, кокетка под грудь, длина в пол, и цвет нежно-голубой. Я немного покружила в комнате, затем открыла окно и, закутавшись в теплую шаль, села на широкий подоконник. Последние жаркие летние дни. Солнце почти утонуло за краем земли. Ах, Дар! Почему мои мысли вновь и вновь возвращаются к тебе? И неожиданно, даже для себя, запела:
И глянет мгла из всех болот, из всех теснин,
И засвистит веселый кнут над пегой парою,
Ты запоешь свою тоску, летя во тьму один,
А я одна заплачу песню старую.
Разлука - вот извечный враг российских грез,
Разлука - вот полночный тать счастливой полночи.
И лишь земля из-под колес, и не расслышать из-за
Ни ваших шпаг, ни наших слез, ни слов о помощи!
Какой беде из века в век обречены?
Какой нужде мы платим дань, прощаясь с милыми?
И для чего нам эта явь такие дарит сны,
Что дивный свет над песнями унылыми?
Быть может, нам не размыкать счастливых рук,
Быть может, нам распрячь коней на веки вечные...
Но стонет север, кличет юг, и лишь колес прощальный стук,
И вот судьба разбита вдруг о версты встречные!
(из к/ф «Гардемарины»)
Я замолчала. Закат был хорош. Воздух подобен воде чистого родника, как будто не дышишь, а пьешь его. Немного повздыхав, опять легла спать. Но окна на щеколду не закрыла, ночь обещала быть теплой, да и не нараспашку окна, а прикрыты, только одно чуть приоткрыто. Сладко поежилась, поворочалась, устраиваясь поудобнее, и заснула.
Проснулась от прикосновения. Замерла. Легкое дыхание долетало до меня, и осторожно-нежное поглаживающее прикосновение могло принадлежать только одному существу – Дару. Я потянулась к нему. Он поймал мое лицо в свои ладони и поцеловал очень бережно, очень нежно, как будто целовал не в губы, а пил из лепестка. Поцелуй кончился. Я прильнула к Дару, обняла, с упоением слушая стук его сердца. Мое стучало в такт его, только выстукивая – Дар, Дар, Дар… Шепотом я сказала любимому:
– Я так ждала тебя, так боялась, что теперь ты не захочешь видеть меня. – Он сильнее прижал к себе:
– Я практически под арестом. Я услышал твой зов, твою песню и желание увидеть тебя пересилило все. Если раньше меня оставляли на ночь одного с открытой дверью, и я мог придти к тебе, посмотреть, как ты себя чувствуешь, то сегодня закрыли снаружи на ключ, и пришлось к тебе добираться через окно. – Я заплакала от радости: значит, он приходил, пока я лежала без сознания, а холодность была нужна для демонстрации эльфам. Он провел рукой по лицу:
– И чего ты плачешь? Я же пришел. – Спешно вытирая слезы, ответила:
– Я рада, что ты со мной, а слезы – это нервное.
– Чего хотел от тебя дед?
– Спрашивал о ритуале, через который мы прошли, спросил об оплате за помощь (большей чуши не слышала за всю свою жизнь) и просил, чтобы я оставила тебя в покое. Я ответила, что это будет твой выбор: быть со мной или с другой. По-моему, он остался недоволен нашим разговором, раз запер тебя в комнате.
Дар вздохнул:
– Иса, я тебе не все сказал: Владыка настаивает продолжить лечение в княжестве, и завтра утром мы отбываем. – Я, конечно, знала, что рано или поздно нам предстоит расстаться, он уедет, но все равно мне было больно даже слышать об этом, а думать… Я закусила губу и замерла. Мне было физически больно отпускать Дара, настолько больно, будто без наркоза режут по живому. Хотелось вцепиться в него и заорать, не закричать, а заорать дурниной, что не отпущу. Но я, давясь слезами, ответила:
– Так, наверное, будет правильнее. Эльфийская медицина в разы лучше человеческой. А тебе надо восстанавливаться и физически, и магически. Ты, помнится, говорил, что в тебе есть человеческая кровь.
– Мой отец по своему отцу – человек, а по матери – эльф. У меня же мать – эльф. Поэтому у меня больше выражены больше эльфийские черты, чем человеческие.
– Ну, - протянула я, - как знать. Внешность эльфийская, а вот темперамент – человеческий. Эльф слишком холоден для проявления каких-либо чувств так открыто. – Он удивленно посмотрел: