Как влюбить босса девушке в интересном положении за 80 дней
Шрифт:
На самом деле, я запуталась еще больше. Аньке лишь об этом говорить не собираюсь. Для нее это по-другому видится. Ни к чему не обязывающий секс. Возможность вычеркнуть и забыть. Но все не так. Я никогда не была склонна к легкости в отношениях. У меня кроме Одинцова и Миши никого и никогда не было. Я не могла изменять мужу, хоть он и доставал меня порой. А после его измен имела полное право наставить рога, но ни разу не сделала этого. Ни от обиды, ни из желания отомстить.
Я и с Одинцовым вчера… Потому что хотела… Не знаю, что хотела. Может, разочароваться. А получилось наоборот. Я ни за что не
Неожиданно в голову приходит гениальная мысль: мне совершенно не нужно работать именно в «Нажми на кнопку». Я теперь могу куда угодно пойти. Выбрать что-то по душе, а не технику, от которой у меня в глазах темнеет.
Да, наверное, я так и сделаю! Еще немного опыта накоплю — и двери открыты. Ну не будут же меня силой удерживать? Гошка меня в это место запихнул, потому что хотел, чтобы я дома не сидела, нашла реализацию своей энергии. И он был абсолютно прав! Зря я ему сопротивлялась столько времени! Но что сделано, то сделано — плакать о несбывшихся мечтах и надеждах — глупость. Надо жить здесь и сейчас и реализовывать те планы, что лежат на ладони.
— Егорова, ты что задумала? — теребит меня Киреева. — Мне не нравится твое выражение лица!
— Все хорошо, Ань, — улыбаюсь ей в ответ вполне искренне. — Пошли собираться? А то автобус подъедет, а мы не готовы.
35. Пытливый соглядатай
Одинцов
У меня вместо головы — электронное табло с отсчетом времени. Не часы, нет, а нечто универсально-уникальное. Я отсчитываю мгновения со своего злополучного дня рождения.
Воскресным вечером пришлось пережить ужин с родными. Я это выдержал. Намеки, разговоры, прямые указания, что мне нужно делать и каков мой сыновний долг. Стиснув зубы, всем улыбался и даже ни разу не огрызнулся. Вот что значит правильный настрой!
Немолякина сидела с отсутствующим взглядом, по макушку полная, подозреваю, собственными переживаниями от «развлечений» на базе отдыха. Ни разу не съязвила — не до того ей было, не до того.
Я увлекся собственными переживаниями и событиями, поэтому упустил сестру из вида. И вот теперь смотрел, как она пялится в пространство и ломал голову, куда ее угораздило на этот раз. Впрочем, имя у ее беспокойства было — Гошка, он же Гога, он же Егор, друг мой несравненный.
Мне стало стыдно. Я сам их свел и подтолкнул друг к другу. Егора я знал как облупленного, поэтому иллюзий не строил. Немолякину я тоже неплохо изучил, поэтому и чувство вины во мне плескалось, и раздражение, что не проконтролировал процесс. А еще злился — я же ей не нянька, а Женьке вполне хватает лет, чтобы голову на плечах иметь и отвечать за свои поступки самостоятельно.
Поговорить нам так и не удалось — не сложилось. А с понедельника Немолякина отъехала на очень задний план. Вот просто на другой континент улетела — мне было не до нее: я пас Егорову как охранник, сторожевой пес, сыщик, что искал прыщ на теле у слона.
Егорова
Мне не хватало ее голоса, боевого духа, ругани, в конце концов. Я перестал ходить в обеденный перерыв в их комнату смеха — гордо удалялся в кафе. Кормили там отлично, но егоровских котлет и улыбки там не подавали.
В духе городских маньяков вечерами я подъезжал к Ликиному дому, смотрел на зажженные окна — проверял, дома ли она и не умотала ли куда со своей шалой подружкой.
В среду подруга пришла к Егоровой сама. С двумя бутылками вина. Интересно, что они отмечают? Какой такой повод, чтобы пить на ночь глядя?
В четверг Егорова пришла зеленая — видать, боком ей выходили ночные посиделки. Не мудрено. Не восемнадцать уже, как ни крути.
В обед она пила чай и лопала соленые крекеры. Судя по всему, ловила отходняки. Можно было великолепно ее поддеть, но мне стало Лику жаль. Я ж не садист. Но игра в молчанку порядком мне надоела.
Завтра. Я дал себе слово, что завтра перестану вести себя по-дурацки и сделаю шаг навстречу. Хватит. На наблюдался до тошноты. В конце концов, у меня ломка. И если Егорова не идет к Одинцову, Одинцов, так уж и быть, сам придет, чтобы немножечко Лику встряхнуть. А заодно и удовольствие получить. О, да, я чертов извращенец!
— Немолякина, — позвонил я после обеда, — ты готовить умеешь?
— Надо же, кого мы слышим, — язвительно протянула сестра. — А я уже думала, что тебя волки съели: не звонишь, не пишешь, не появляешься. И вот ты вспомнил о сестре, но не потому что хочешь спросить, как ее здоровье, весела ли, бодра, хватает ли ей денег на булавки — нет! Тебе нужно от бедной Женечки что-то. Потребитель хренов! Мерзкий шовинист и вымогатель! Хочешь меня к плите приковать? Ничего не выйдет!
Я даже опешил от столь бурной реакции на простой вопрос.
— А что у Женечки случилось? Почему Женечка такая злая и раздраженная? Очередной женишок достает или наоборот? Кто-то не проявляет интерес? Ты только скажи, большой брат прилетит на помощь, в очередной раз носик утрет, слезки осушит, булавки купит.
— Зачем мне булавки? — голос у Женьки полон подозрения. Она уже забыла, что плела только что. Полностью в ее духе. Хоть что-то в этом мире остается постоянным.
— Ты же жаловалась, что денег на булавки не хватает, — я само благодушие. — Есть способ пополнить материально-техническую базу.
— Жрать тебе приготовить? — хмыкает подобревшая Женька. — Оголодал, что ли? Наследный принц династии Одинцовых загибается?
— В кого ты такая злющая? И язык у тебя синий, как у змеи.
— У змей языки не синие, — блещет знаниями Немолякина. — Хочешь принцессу свою охмурить? Будешь рассказывать, что сам готовишь? — фантазирует буйно.
— Нет. Мне обычный обед нужен. Который на работу берут. В судочках или как там правильно?
Женька фыркает и, наверное, закатывает глаза.