Как влюбить босса девушке в интересном положении за 80 дней
Шрифт:
Если бы я еще знал, как мне. Вообще не могу понять ничего. И тут — звонок в дверь. Отрезвляющий сигнал, что заставляет меня встрепенуться. С утра? Кто это может быть, черт побери?!
42. Какой праздник да без мордобоя?
Лика
«Только бы не Георг!» — мелькает в охваченном паникой мозгу. Мне сейчас для полного счастья брата не хватает и его пронзительного взгляда, а еще — чувствую — выяснения отношений. Да, я взрослая, но не для старшего брата, который
Одинцов во мгновение ока становится жестким и напряженным. Что это его колбасит? Меня не было несколько минут всего, а он уже подобрался и стал айсбергом в океане.
Звонок в дверь снова разрезает тишину. Нужно открывать.
— Лика, — смело шагает в дверь мой бывший муж. Я бы сказала, чересчур борзо. Он еще и обниматься-целоваться лезет, словно вернулся домой с работы, а я его тут с пирожками да с распростертыми объятьями жду. — Я соскучился!
Он успевает меня поцеловать, а затем я выворачиваюсь и толкаю его в грудь.
— Как свежо и неизбито! — пячусь назад, бывший наступает. Он прямо таки горит желанием меня облагодетельствовать. Судя по всему, не просто обнять, а и в спальню затащить. Я ж его как облупленного. Этот блеск в глазах ни с чем не спутаешь, а уж все его приемчики я наизусть знаю. Ничего нового.
Спиной я упираюсь во что-то твердое и нерушимое, как родина. Сашка. Он обнимает меня за плечи решительно и по-хозяйски. И мне так хорошо от его крепких рук, так спокойно, что Миша кажется чем-то раздражительным, но неопасным.
— Проблемы? — грохочет баритоно-бас над головой, и меня просто распирает от нахлынувшего счастья. Я готова лопнуть от самодовольства, а еще — Мишке язык показать. Но я стою и улыбаюсь.
— Это кто, Лика? — у Миши лицо враз становится страшным. Я его таким никогда не видела. Правда, у него и поводов ни разу не было — я же правильная была, честная, очень верная жена.
— А ты кто? — не дает мне рта раскрыть Одинцов. В голосе у него угроза. Лица я видеть не могу, но зачем-то для надежности еще больше прижимаюсь к нему спиной.
— А я муж! — дает петуха Миша, и я сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.
— Насколько я знаю, Лика развелась. Лика? — спрашивает Одинцов.
— Да! — с радостью подтверждаю свой статус. — Я абсолютно свободная женщина!
— Ах, так, значит, — у Миши черты заостряются, как у хорька. Он какой-то дерганый сегодня. Обычно всегда терпеливый, всепрощающий, а тут, смотри, взыграло в нем нечто темное, что до поры до времени спало где-то в дальнем уголке его души. — В таком случае свободная женщина должна быть полностью свободна от всего. Я слишком добр был к тебе, Лика, и чувствую, что зря. Ты имеешь наглость кувыркаться с любовником в моей квартире? Здесь же ничего нет, кроме твоих личных вещей. И то можно поспорить. Или ты в пресловутые восемьдесят дней хочешь впихнуть все, чего годами не захотела иметь, подстилка бесплодная!
Лучше
— Лика, — Одинцов одним движением задвигает меня за спину. Все очень быстро — я даже испугаться не успела. Секунда — и Одинцовский кулак летит Михаилу в лицо. Бывшего моего отбрасывает в сторону. Кровь из разбитого носа брызжет, а сам он воет, как шакал и держится за лицо обеими руками.
— Засужу! Укатаю! — выводит он гнусаво. — А тебе даю три дня, чтобы убраться из моего жилья! — трясет он окровавленной пятерней в мою сторону. — И вообще я на раздел имущества подам!
— Да я ничего твоего и не возьму, Миш, — говорю тихо. По сравнению с воплями Рубина, голос мой звучит глухо и как-то надорвано, будто я год не разговаривала. — Ты не переживай так. А то еще сердце схватит.
Рубин испуганно замирает. Он очень заботится о своем здоровье. У него пунктик. Здоровый образ жизни. Не курим, почти не пьем, питаемся хорошо при любых условиях. В этом плане я очень удобная для него. Привык. И страхи бывшего я знаю наизусть. Так что без зазрения совести бью в самое больное место.
— Я это так не оставлю! — завывает он по инерции, сдавая позиции. Он выскакивает за дверь, как ошпаренный.
Я прожила с ним восемь лет. Он никогда голос не повышал, а тут разошелся… Получается, я его совсем не знала. А может, просто случай не подворачивался. Никто ж ему в нос не давал в этом доме.
— Лика, ты как? — берет меня за плечи Одинцов и тревожно заглядывает в лицо. — Ты побледнела. Тебе плохо?
— Мне хорошо, Саш. Ты даже не представляешь, как мне хорошо, — смотрю ему в глаза. — У тебя кровь, — киваю на руку. — Только я первая, ладно? Мне умыться нужно.
— Я тебя не отпущу, — топает он за мной вслед, придерживая за талию. Непривычно заботливый. Но что я знаю о нем? Ничего. Я вон восемь лет с человеком жила и не знала, каков он. А тут — сплошные темные пятна и пробелы.
Я умываюсь. Одинцов стоит в проеме. Я слышу его дыхание — шумное, словно он стометровку пробежал. Затем он моет руки, а я держу полотенце.
— Саш… ты иди, ладно? Мне вещи нужно сложить. А то прибежит опять шашкой махать за свое добро.
— Крохобор, — ругается он сквозь зубы. — Лик, тебе есть куда уйти?
— Есть, конечно, — медлю я. — Родительская квартира. Пустая стоит.
Он понимает меня с полуслова. Мы с Гошкой там не стали жить. Ни он, ни я. Но квартира стояла пустая. Мы не смогли туда даже квартирантов пустить. А теперь я вернусь туда, где мы все вместе были счастливы. Может, это и не так плохо на самом деле. Страшно только немножко — возвращаться в прошлое.
— Если не хочешь, я что-нибудь придумаю, — лицо у него сейчас тяжелое. И я жалею, что улыбчивый Одинцов снова спрятался куда-то глубоко.