Как во сне

Резник Юлия

– Разве это нормально, что она спит вторые сутки?!

– Это нервы.

Кто-то приносил цветы, кто-то ставил мне капельницы и больно колол палец. А я все спала, спала.

– Ну что, спящая красавица? Готовься, я сейчас буду тебя целовать, – в мой сон проник простуженный голос Калоева.

– Это еще зачем? – спросила я.

– Затем, что у нас не осталось других идей, как тебя разбудить! – воскликнул он. – Эй, кто-нибудь, она проснулась!

– Ну и зачем кричать? – проворчала женщина в белом халате. – Я же говорила, что ничего необычного не происходит.

Ульяна, вы как? Есть на что-нибудь жалобы?

Я покачала головой из стороны в сторону, не сводя глаз с Эльбруса. Выглядел он неважно. Нет, я и до этого видела его… разным. Но, пожалуй, еще никогда – настолько осунувшимся. Все дело в ребенке? Вот так он его хотел, да? В носу предательски закололо.

– Извини, – прошептала я.

– С ума сошла? – рявкнул в ответ Калоев. Крылья его носа дрогнули, губы сжались в тонкую линию.

– Мне нужно вас осмотреть.

– Да, конечно, – пролепетала я.

– Я буду поблизости, – бросил Эльбрус, выходя за дверь.

Спустя полчаса стало понятно, что моему здоровью ничего не угрожает. Я попросила выписку и больничный. Позвонила родителям, которые как раз собирались меня навестить, чтобы сообщить, что в этом нет совершенно никакой необходимости.

– Вот и славно. Тогда я пришлю за тобой папу. Что приготовить, Уль? Хочешь сырники или блинчики?

– Ничего не хочу. И папу никуда присылать не надо. Я к себе поеду.

– Уль!

– Мам! Я в порядке, правда. Просто хочу побыть одна.

– Но домой-то тебя отец довезти может?

– Меня довезет Эльбрус Таймуразович. Он был как раз здесь, когда я проснулась.

– Ох, Уля! А цветы ты видела? Это все от него! И палату он оплатил. Папа хотел сам, но твой Эльбрус не позволил, – зачастила мама.

Наверное, я пребывала в гораздо большем шоке, чем могла допустить, потому что цветы… точнее, то, как их много, я и не заметила. А между тем ими были заставлены весь подоконник и тумба.

– Ну что ты? Готова? – Эльбрус просунул лохматую голову в приоткрытую дверь. У меня моментально пересохло в горле. Как я раньше не замечала, насколько исключительный он мужик? Как мне с этим жить? Как с собой бороться? Он же правильный просто до тошноты. Захочешь найти в нем какие-то изъяны, и не получится. Нельзя быть таким – хоть к ранам прикладывай. Это жестоко – настолько завышать планку.

– Я бы и сама добралась. Тебе не обязательно…

– Я сам решу, что обязательно, а что нет. Это все твои вещи? – прервал мой словесный поток Калоев.

– Просто нам, наверное, не стоит сейчас появляться вместе. Тем более в таких местах.

– Не бойся, в данный момент стервятники сосредоточены на другом.

Мне показалось, или его голос стал еще более хриплым? Что случилось, пока я спала?

– На чем же?

– Они караулят под хосписом… Римма… Она… Короче, поехали. У меня не так много времени.

– Так поезжай к ней, я, честное слово, справлюсь сама.

– Уля…

– Да я же хочу помочь!

– Тогда просто принимай, ладно? – прохрипел Эльбрус с отчаянием. – Оставь мне хоть крохи веры, что я не во всем обосрался.

Что

я могла ответить на этот крик души? Если только, последовав просьбе Эльбруса, принять его слова к сведению. И сделать все, чтобы не расклеиться и не зареветь в голос.

– Как ты узнал, что со мной?

– От Ильи.

– Я звонила тебе… – зачем-то начала оправдываться, но, кажется, сделала только хуже.

– Да. Извини, я не мог ответить. Римме было совсем плохо, – сглотнул Калоев. И опять повторил: – Извини. Я виноват.

– Перестань, ну?! Ты ничего не смог бы сделать.

– Теперь я этого никогда не узнаю, – отрезал он, не щадя себя.

– Эльбрус, но ведь это же глупо… С таким же успехом я могу винить и себя.

Не знаю, услышал ли он меня, потому что мои слова остались без ответа. Я отвернулась к окну, но не смогла отвлечься от терзающих меня мыслей.

– Спасибо, что приехал. И за цветы спасибо. Жаль, что они остались в больнице.

– Я пришлю новые.

– Что ты! Я же не для этого тебя поблагодарила!

Я запальчиво накрыла своей ладонью его лежащую на коробке передач руку с корками на сбитых костяшках.

– Знаю. – Калоев поднял взгляд, притягивая мое внимание супермагнитом своих темных глаз. Вот от кого рожать, как не от такого, а? От кого? Я истерично всхлипнула. Господи, ну что же это за вселенская несправедливость? Зачем ты так?

Эльбрус слегка наклонился, переворачивая ладонь, чтобы переплести наши плацы. И меня это в хлам размазало. Особенно когда я в его глазах увидела отражение собственных чувств. Или убедила себя в том, что вижу.

– Уля…

Было страшно! Страшно, что он коснется меня. Но еще больше, что не станет…

– Я пойду. Не надо провожать, правда. Поезжай.

– Да.

Он согласился вроде бы, хотя опять же в его глазах согласия и близко не было. В них притаилась дикость. Жажда. Грех… Я смотрела на него, а видела обратную сторону его личности. И что смешно – она мне нравилась. Я бы ничего не стала менять. Я бы оставила все как есть и стала бы такой, как ему нужно.

Мамочки! Какой же ненормальный сумбур! В мыслях, в чувствах, в желаниях. Одно точно – я не могла и дальше врать себе, что выкидыш в нашем случае – благо. Мне было больно от неслучившегося… Ведь где-то в глубине души я все-таки представляла себя мамой его ребенка. Да кого я обманываю? Я представляла себя его женщиной! А кому как не мне было знать, как это?.. Их отношения с Риммой для меня пять лет были как на ладони.

Понимая, что еще чуть-чуть, и я, пользуясь случаем, как последняя дрянь попрошу Эльбруса остаться, вывалилась из машины. Прямо сейчас ему полагалось быть в другом месте. И было бы нечестно пользоваться обостренным чувством ответственности Калоева, перетягивая на себя одеяло. Если бы я себе это позволила, вряд ли бы смогла жить в ладу с собой.

Сцепив зубы, я поднялась в квартиру. Видно, мама и впрямь надеялась, что я поживу у них, потому что дома было не прибрано, а в холодильнике – пусто. Вот и славно. Трудотерапия – лучшее средство от хандры.