Как воспитать ниндзю
Шрифт:
– Ты зараза крылатая, – печально сказала бабушка. – Ты хоть думаешь, прежде чем делать?
– А я тут причем! – возмутилась я, закусывая губу. – Я только смотрела!!
Я тщательно облизала и вытерла пальцы, забыв, что не дома в кругу своих.
– А когда будут танцы?
Они ахнули.
– Господи, Лу, что с тобой делать? – чуть не плача спросила мама.
– Отбить руки как Нике, чтоб не делала гадости, – сказал подошедший и уже переодевшийся и вымывшийся дядя Джордж, непонятно как дерзнувший вернуться сюда, – и поставить на крыше замка в углу,
Наверное, граф уловил что-то подозрительное в том, как я изменилась и подозрительно улыбнулась, потому что отпрыгнул, не ожидая продолжения. А, поскольку он был в узком фраке, ему пришлось сделать это двумя ногами одновременно.
– Щелкунчик! – восторженно от души захлопала в ладоши я. – Ах, граф, вы такой шалун, что вы еще придумали?
Меня не стали даже упрекать, а просто нечестно накинули мой собственный шлейф сзади, и, закутанную, как в мешке, просто понесли в угол, обхватив поверх, как я не отбивалась и хохотала, взбешенная таким коварством.
– Это не честно по отношению ко мне, ведь я уже не маленькая! – смеясь, сказала я, выпутываясь из шлейфа, ибо ко мне в детстве иногда применяли похожий способ, когда я была уже совсем несносна и никого не слушалась. – Вы взрослые, но не благородные!
Я поправила растрепанные волосы, мило надувшись, как ребенок, все еще смеясь.
– Ты сам виноват, дорогой, – сказала графиня, – что взял ребенка с собой вопреки всем правилам. Она так долго не была в Англии, что все это для нее лишь очередной костюмированный маскарад, которых вы уже сменили сотни при разных дворах...
– Я никогда не делала гадости, – обиженно сказала я на слова графа, слизывая с руки остаток джема. – Мы с Мари никогда не выкидывали жестоких шуток...
– Ага, а кто устроил для гостей “веселую” игру, при которой выигравший обязывался своей честью при всех тут же съесть редкий заморский фрукт – апельсин, а потом проигралась вдрызг каждому по тридцать семь апельсинов, – мама угрожающе посмотрела на меня, – подсунув бедным мальчикам, которые в этом не разбирались, грейпфруты?!?
Мы с Мари захихикали как зарезанные, не проявляя ни малейших признаков раскаяния. Воспоминания о том, как они ели, были одними из моих самых приятных...
– Вот уж было “веселье”...
– Но мам... – подавившись от смеха, запротестовала Мари.
– Молчи!
– Но мама, кто же заставлял их обыгрывать меня? – с изумлением невинно спросила я.
– А они потом обходили наш дом десятой дорогой, шипя – здесь живут проклятые садисты! – не слушала графиня. – По самой дальней дороге, не в силах вспомнить без дрожи пытку... Больше я их не видела...
Я не выдержала и снова хихикнула.
– И это мне такая плата за мою доброту и редкую щедрость, когда я, оторвав от сердца, накормила их бесплатно до отвала редким ценным изысканным фруктом, – печально сказала я. – Люди никогда не ценят доброты...
– Добрая душа, – сочувственно вздохнула мама.
– Да я ж искренне сочувствовала принцу и подбадривала его бежать быстрей! – не выдержала такой явной взрослой несправедливости я. – Кто ж,
Мне просто заткнули рот.
Так и пришлось сидеть на лавочке молча, пока Мари ела.
– Я тоже хочу есть, – негодующе сказала я. – Что это за поход в гости, когда я умираю с голоду? И что это за хозяин, который сбежал?!? Бардак какой-то!
Все как-то странно посмотрели у меня за спину и замерли.
– Вы позволите хозяину это исправить? – ласково, но насмешливо сказал сзади взрослый мужской голос, показавшийся мне чуть знакомым. Я ошеломленно крутанулась на скамейке, сумев сделать это вместе с ней, в шоке сидя глядя вверх. Я то думала, что сижу у стены, а это ширма!
Запала странная тишина.
Лавочка, правда, почему-то раскачивалась.
Где-то я этого пожилого донжуана видела. Но эти скачки совершенно отшибли память.
Минуты две мы смотрели друг другу в глаза, но я его переглядела. Игры в гляделки мне всегда удавались.
Он смутился.
И только тогда я обратила внимание, что все молчат.
Сидя на скамеечке смотреть ему в глаза и лицо было неудобно, приходилось задирать высоко голову, чтобы рассмотреть стоявшего почти в упор ко мне человека, и я поджала ноги, ухватившись за скамейку.
Он все молчал. Странный человек, связывавшийся у меня в голове с мажордомом. Тишина в зале стояла какая-то абсолютная. Я, дура, на нее не обратила.
– Может, нас кто-то представит? – сидя, весело и легкомысленно спросила я, вспомнив, что у англичан не принято знакомиться самому. Надевая одной рукой упавшую от моего детского поступка туфлю и жизнерадостно кося на него глазами. Сидя так неудобно!
– Это К-кароль! – почему-то так плохо представил его дядя Джордж, точно его термиты покусали за язык, что я заругалась. Он с трудом выдавил имя и замолчал.
– К'aроль, да? – сама переспросила я, повторив вслух его имя, искоса глядя на него, и ожидая, пока ему представят уже меня. Мои глаза утешали его – ничего, я знавала имечка и похуже.
Но дядя Джордж молчал.
– А меня что, ему так и не представят? – не выдержала я. – Дядя Джордж, ты представил его мне, почему ты не представляешь меня? Или он настолько плохой человек, что ты не хочешь, чтоб я его знала?
– Ах, – окружающие затаили дыхание.
– Он не выглядит таковым, – сообщила я. – К тому же он не бретер и дуэлянт, и его можно сбить ударом кулака, – сделала я профессиональную оценку.
– Лу, быстрее встань, – мучительно выдавила из себя Мари. – Трон, трон, – делала она губами какие-то странные знаки.
– Ой, я заняла вашу скамеечку! – я мгновенно вскочила.
С окружающими случился обморок. Я не понимала, чего они такие замороченные.
– Ножки болят, – наконец сострадательно сообразила я, наклонившись над ним; поняв, наконец, почему он так глядел на эту скамеечку и то, что я перед ним развалилась, а он стоял. – О, я бегемотиха! – я была сокрушена. – Вы не можете танцевать да, решили смотреть на старости лет, а я лишила вас последнего удовольствия, – раскаяно протянула я.