Как воспитать ниндзю

Тимуриды Люда и Игорь

– Дрессировщик, мать твою, – холодно буркнула я.

Мы хладнокровно вошли туда, переглянувшись с Воорготом и улыбнувшись друг другу.

Тигры, надо сказать, оторопели от такой наглости. Ну ничего, даже обычный дрессировщик собак не боится их, ибо знает способы их остановки, какие и в голову не придут незнающему.

Китайцы, раскулачившие обоих солдат на пример холодного оружия так, что те даже не поняли, что чего-то лишились, хладнокровно вошли вслед, став по сторонам меня и презрительно насмешливо и холодно улыбаясь кошкам. Нехорошо улыбаясь...

– И это я думала отоспаться, – пробормотала,

зевнув, Мари, отбирая у солдат заряженные ружья. Я оглянуться не успела, как два тигра завалились с пулями в глазу, а Мари коротко вырвала у капитана мушкет, и третий тигр упал.

Тигры, видимо, хорошо знали, что такое ружья, потому что забились в угол. Только один прыгнул, но Вооргот приласкал его топором, а удар у него страшный. Тигры забились еще дальше, жалобно попискивая...

Логан с трудом разжал пальцы, и мне пришлось ловить его с ножом в руке, ибо никто из моих балбесов даже не шевельнулся...

– Проклятье, дочь, – первым делом сказал Логан. – Вы уже повенчались? – он кивнул на Вооргота.

Я хихикнула от неожиданности.

– Где ты была так долго? – строго спросил он.

– Занята была... – потупилась я. – Танцевала!

– Двое суток вишу! – взбесился Логан, с трудом разминая окаменевшие бескровные пальцы. – А она танцует!

– Почему они тебя не застрелили? – прямо холодно спросил Вооргот. Совсем нет такта у человека.

– А я ж не дурак, чтоб звать их... Я прикинулся мертвым! Они даже меня не связали... И очень развлекался, слыша, как в вас там стреляют...

– Весело, – буркнул папа.

– К тому же меня не пытали... – он вздохнул. – Но дрянь, которой напоили, еще отрыгается...

Я хихикнула.

– Поднесли чашечку, да?

– Ну, я же не ты... – буркнул Логан. – Ты поспела вовремя... Честно говоря, я уже и не ожидал вас увидеть... – сказал он, рассматривая руки. – Они все удивлялись, почему тебя отрава не взяла...

Мама ахнула.

– Хорошо хоть маму с Мари пощадили, – вздрогнув, сказала я.

– Пощаадиили?!? – холодно рявкнула Мари. – А я-то думала, дура, почему меня вырвало от одного глотка поднесенного бокала!!! Я просто ничего не ела, кроме самостоятельно выбранных фруктов...

– А я брала только то, что ела королева... – сказала мама. – У меня привычка...

Мы хихикнули.

– Привычка бояться отравления на таких сборищах, – холодно продолжила мама, не обращая внимания на наши смешки. – Знаете, сколько с отцом пришлось на восточных пирах высидеть! А там шиком считается отравить собеседника!

 – А я одна, как дура, съела целых пять килограмм торта, – расстроено сказала я.

– И выпила литра три компоту, – безжалостно добавил Вооргот. – Это не человек, а аллигатор...

– Он мне поднес, кстати, – хихикнула я, ткнув пальцев в него.

Все обернулись к Воорготу...

– После того, как сам попробовал, не слишком ли холодное для тебя, – отбрил Вооргот.

Я покорно кивнула, невольно потянувшись телом к нему – я пила из его рук.

У меня было такое состояние безумия, когда я прикасалась к нему, что я могла умереть от разрыва сердца. Я всегда очень чутко чувствовала свой предел. Сердце билось раз в двадцать чаще, чем обычно. Мне казалось, что я сейчас могу запрыгнуть на крышу замка, а там я боялась появляться, потому что боялась, что

прыгну вниз и полезу. Что было странно, потому что из-за самоконтроля я не пьянею, точнее меня невозможно отравить любой дрянью – из-за медитаций я полностью контролирую спутанное состояние сознания, полусон и даже сон – я управляю сном по заказу, могу в нем учиться, тренироваться, творить, сочинять, делать что угодно, засыпать и просыпаться по желанию двадцать раз за ночь. Но сейчас сердце просто взрывалось и сознание просто мутилось от каждого прикасания Вооргота.

– Я вижу, вы уже спелись, – неодобрительно сказал Логан. – Но сначала надо пожениться!!! – жестко и хмуро приказал он. – Лу, ты не должна давать себя в обиду до свадьбы!

От неожиданности я ткнулась в спину Мари.

– Ты не обижай ее, Вооргот, – задохнулась от смеха Мари. – И после свадьбы тоже, пожалуйста!

– Я что, импотент, что ли!? – огрызнулся Вооргот.

– Так, или вы закончите, или я кого-то из вас пристрелю, – пригрозила мама.

– Вы развращаете ребенка! – негодующе сказала я.

– Ой, Лу, – прижала меня к себе на мгновение мама, заглянув в глаза и поправив челку. – Скоро у тебя самой будут дети, надеюсь такие же красивые, как вы оба... Даже не верится, – она вздохнула. – Давно ли ты бегала такой крошечной и веселой? Никак не могу представить тебя взрослой, ты мне все чудишься маленькой, – печально сказала она, поцеловав меня в лоб. – Как вы взрослеете!

– Родители всегда жалеют, что дети взрослеют, тогда как для них самих это радость...

– А вы бы Логан помолчали, вы ведь не имели детей... Их отношение к нам – такая и мука, и радость, которую вы и представить не можете, – с тоской сказала она. – И всегда горюешь, когда теряешь эту безусловную детскую любовь, этот комочек счастья, ведь вы этого не делали...

– Как не делал? – ласково сказал тот, взъерошив мои волосы. – Вот стоит!

А потом с какой-то странной и не свойственной ему тоской, тоской по потерянным моим детским годам и крикам «папа», сказал:

– Эх, если б знал, что получится такой ребенок, как Лу, наделал бы больше от многих и помнил бы каждого!

Мы с Мари на пару дружно хихикнули.

– Забавно, – сказала я. – Учту наставления всех родителей...

– Я тебе учту! – пригрозил Логан. – И ты Вооргот, не выпускай ее из рук, а то такой бандиткой может стать!

– Не выпущу, – пообещал тот, крепко прижав меня к себе.

– Ну-ну, – ворчливо сказала я. – Ты тоже прислушивайся к советам – не обижай меня до свадьбы! – выпалила я, резко вырвавшись из его рук под смех остальных.

Я тоже смеялась во все горло.

– Не обижу, – ласково пообещал Вооргот, тепло глядя на меня, и мы с Мари опять фыркнули от смеха.

– И где тут Дьявол, и где тут Бог? – вздохнув, сказала я про себя. – В чем мы живем, движемся и существуем? Может быть, Бог – это чувство сердца, а дьявол – это земная немытая любовь без стремления к чистоте и красоте? Может, дьявол – толстый жрун, который жрет для того, чтобы жрать, и не видит ничего кроме жратвы? И похрюкивает от жизни? А любовь та, что чисто, красиво, привлекательно, и даже в чем-то изысканно и стремительно «ест», чтобы жить для других? И даже еда становится проявлением красоты, любви и человеческого достоинства? Хрю-хрю!