Как воспитать ниндзю
Шрифт:
И никто не знает, кто она такая. Говорили, что она маскируется под кого угодно. И все ходят нервные. Говорили, что это просто чудовище. И все с надеждой ждали, что она уволит экономку. А экономка пыталась отделаться такой гнусной особой, как я. И скормить меня ей, как чудовище, из-за которого все плохо здесь, и если меня убрать, то станет лучше.
Я представила ряд джентльменов, сидящих невозмутимо в палате лордов с вазочками на головах. И посреди коза. Если пнуть козу, им станет легче.
Экономка взбесилась. И она нашла крайнего. Крайней
Вазочки с черникой падают сами, где захотят и как захотят, каждый падает, где захочет и как захочет. Я была ни в чем не виновата, а меня так гнусно обвинили. А ведь моей вины тут не было. Черника естественно лопается, когда падает с такой высоты.
И обливает человека.
А то, что негритенка никто не узнавал, то это произошло случайно. Я клялась, что чисто нечаянно. Я просто глянула вниз и в шоке дернулась.
Ну и сказала двум громадным слугам-конюхам немцам, проходившим в комнате как раз мимо меня, что в сад забрался наглый черномазый и украл одежду у одного из гостей.
Ведь я сама так испугалась!
Я клянусь!
Ну, ничего мне не оставалось делать, как попросить громадных грумов выставить вороватого негра пинками за ворота, так ведь я так радела за господское имущество.
Экономку трясло от ярости. Ну и что, что он кричал, так замолчал ведь после третьего пинка, когда пролетел три метра. И никто больше не слышал. Успокойтесь. Чего экономка дергается? Больше я ничего ему не сделала, бегает он слишком быстро. А мне еще столько окон мыть.
Вот бы заглянуть одним глазком в палату лордов. Где все джентльмены. И все сидят такие невозмутимые. Тридцать негров, представляете? Как там моют окна без меня?
Тоска застилала мне глаза. А экономка ярилась внизу и грозила меня убить. И за что!?! Я чуть не взвыла. Заботишься, заботишься о господах, а тут черная неблагодарность.
Я посмотрела на ее лицо. Глаза маленькие, злые. Морщины по всему лицу, на лбу вертикальные. Точно фрукт пожух. Губы очень тонкие, злые. Нос тонкий, но на торце широкий. Лицо очень вытянутое, прямо монстр.
И, самое главное, я ничего не сказала, я же не виновата, что немцы конюхи не понимают английского языка и выкинули и даму тоже. И придали ей ускорение древним как мир способом. Они не любят нищих, у которых черная грязь въелась в лицо так, что ее нельзя отмыть, как не трешь... И нечего размазывать ее перед ними, раньше надо было!
О, немцы-конюхи сразу поняли, что она надела самое лучшее свое старое платье для маскировки, чтоб негр вынес ей драгоценности, но их не обманула эта примитивная маскировка!
Ведь их зоркий глаз мгновенно уловил черные пятна на одежде, которые эта старая замарашка не сумела даже отстирать...
Они мгновенно «позаботились» о воровке, предварительно отобрав то господское имущество и драгоценности, которые она уже, по их мнению, украла. Ишь, бормотала что-то на
Конюхи у нас громадные, немцы, прямо гренадеры из армии Фридриха. Лица грубые, резкие, каменные.
Хорошо, что я была высоко – отсюда экономке было меня не достать. Аж слушать страшно. Гнусная женщина эта экономка. Она обещала вырвать мой змеиный язык и очень шипела при этом. А ведь я пострадавшая! По всем меркам!
Я предложила зашедшему в сад мальчишке соседа-молочника, с которым я уже познакомилась, помочь мне вымыть окно. С тоской пожаловавшись, что у меня еще столько работы, а у одного из гостей убежала обезьянка в одежде... И что я такая несчастная из-за этого. И если он мне поможет быстро домыть окна, то я побегу искать ее вместе с ним, ведь у нее интересная особенность – если в нее попасть тухлым яйцом, но обязательно тухлым, она кричит «Вау!». И что она такая умница!
Хозяин научил даже говорить ее: «Я принц! Я принц!» И пообещал тому, кто приведет ее сюда домой на ошейнике, сто шиллингов... А наш хозяин еще добавит... Стооолько добавит!
Мальчишечка был красив и смазлив – что-то итальянское, особенно брови и курчавые волосы. И косившие по сторонам глаза как оливки, не смотревшие мне в глаза, только бегавшие снизу по моим голым ногам, лицу и грязным пяткам.
Я думала, что он разделит мое горе и поможет мне мыть окно, а потом мы вместе ее найдем и вместе поиграем. Но он грустно пожаловался, так тяжело вздохнув, что отец загрузил его работой по горло, и он должен бежать... И тут же исчез за стенкой.
Грусть накатила мне на глаза. Человек все сделает, найдет обезьянку, и все будут благодарить только его, его одного, а обо мне, конечно, даже никто не заподозрит.
Все лавры достанутся ему одному, ему одному. Он будет иметь дело с графом лично, один, а меня загонят в такую глушь и где меня и не найти... Я сама уйду и буду плакать одна. Я буду лишь наблюдать его триумф издалека...
Что-то случилось. Суета поднялась страшная.
Внизу все подозрительно бегали во все стороны – слуги, женщины, знатные господа. И на меня никто не обращал внимания.
Была настоящая истерия, кого-то искали. На меня даже не поворачивали головы. Я никогда не видела, чтоб знатные люди так волновались. А еще говорят, что англичане славятся сдержанностью и спокойствием!
Крик, истерика, ничего не понять, ничего не слышно. Все бегают в разные стороны.
Никто ничего не видел. Не могли найти даже экономку. Ведь она побежала в открытые двери за обезьянкой. Я сама видела, ведь она слышала мой разговор. Сто шиллингов на дороге не валяются!
Пробегавший мимо дворецкий, увидев меня на карнизе, поправив свернувшийся на сторону парик и страстно почесав свой крючковатый длинный нос, в истерике мимоходом спросил, не видела ли я принца?
Я с сожалением гордо ответила, что не видела, но обязательно посмотрю. Он выругался и побежал дальше.