Как возникла человеческая речь
Шрифт:
При понукании лошадей во время езды русские кучера употребляют особый свистящий звук, втягивая воздух плотно сжатыми губами (он напоминает протяжный, слегка пищащий звук долгого затяжного поцелуя). Условно и неточно можно было бы изобразить этот звук, как: «мцссс!.. мцссс!», что при обращении к бегущей или идущей шагом лошади обозначает: «Быстрей! Прибавь шагу!».
И так можно насчитать в каждом языке по нескольку таких смешных, странных, даже нелепых на первый взгляд, звуков-предложений, которые, однако, упорно держатся еще в весьма ограниченном или в каком-либо специальном употреблении (у нянек, кучеров и т. д.). Однако сам курьезный, карикатурный их характер как раз и служит лучшим доказательством их древности. В современной речи они какие-то затерянные, нелепые, почти звериные, почти нечленораздельные, как бы окаменелые отпечатки чуждой нам речи, почти недоступные
Доказательством их древности служит также международный характер некоторых из них. Так, прищелкивание языком на Кавказе в значении «нет» или (при повторении) для выражения удивления или горестного изумления распространено всюду в одном и том же значении, независимо от границ местных языков и народов. Кроме того, многие из таких звуков-сообщений имеют по нескольку значений, которые незаметно переходят друг в друга путем простого изменения интонации (повышения или понижения тона, сравните «ага» — «ага!..») или путем повторения того же звука («нц!.. нц!.. нц!..» на Кавказе). Эта расплывчатость, множественность значений, многозначимость одного и того же звука является признаком глубокой древности их. Наконец, звуки этого рода часто обязательно связаны с движениями-жестами, показыванием предметов; например «нц! — ааа… нц! — ааа…» сопровождается показыванием младенцу чего-нибудь вкусного в руке, а «нц!» в значении «нет» на Кавказе — кивком головы в сторону. Слитность звука с движением, так называемый синкретизм, является тоже признаком глубокой их древности.
Трудно, конечно, сказать, от какой именно эпохи сохранились эти звуки в нашем языке. Но несомненно, что они имеют более древний облик, чем междометия, выражающие чувства (ах! ой! увы! фу!), или звукоподражания (трах-тарарах, скурлы-скурлы, звяк, дзинь, хлюп, чмок, хмык, а также ку-ка-ре-ку, ку-ку и пр.). Последние вполне литературны, часто употребляются в художественных произведениях и потому давно утеряли свои древние звуки и не вызывают трудностей при изображении их на письме. Между тем само удивительное произношение этих вышеперечисленных нами звуков-предложений еще может быть найдено у наиболее древних и первобытных обитателей земли. У отсталых племен Южной Африки, бушменов и готтентотов, в обычной речи постоянно встречается звук «нц!» (прищелкивание языком), и притом не в одной, но в нескольких разновидностях (кончиком языка, серединой спинки языка, боком языка и т. д.). Для бушмена прищелкивание языком — такой же естественный и обычный звук человеческой речи, как для нас «н» или «ц». Бушмен в своих словах соединяет щелкание языком с любыми другими звуками речи. Кроме этих двух языков — бушменского и готтентотского, данные звуки в словах больше ни в одном языке пока не отмечены.
По этим редким, но еще живущим в нашей речи остаткам мы можем составить себе довольно ясное представление о той первобытной речи, на которой начали говорить предки человека, когда они стали благодаря труду и изготовлению орудий превращаться в разумных людей.
До этого момента, будучи еще животными, как и человекообразные обезьяны, они уже умели издавать несколько десятков разнообразных криков и звуков, выражавших их чувства. Эти крики, однако, не представляли собою настоящих предложений, хотя значение их по временам и приближалось к значению наших предложений, таких, как «есть!», «пить!», но выраженных еще цельными нечленораздельными криками.
Человек, развивая свои руки и мозг в процессе совместного тяжелого труда, начал говорить для того, чтобы согласовать свои усилия с другими и облегчить свою работу. Естественно, что он использовал в этой первоначальной речи животные крики своих предков, но придал им совсем иное значение. Каждый отдельный крик, еще такой, в котором не было ни гласных, ни согласных звуков, а слышался один неделимый слог, человек наполнил новым смыслом, необходимым ему для разговора, и превратил его в звук-предложение. В языке такого человека еще не было слов. Человеческая речь началась с криков-сообщений, она началась с целых предложений. Следовательно, в развитии речи предложение появляется раньше слова. Люди начали свою речь с животных криков и звуков, но вложили в них человеческую мысль. Так из животного звука получился звук-предложение и возникла человеческая речь.
Правда, в самом начале эти звуки звучали еще по-звериному, «по-обезьяньи», но по вложенному в эти животные звуки значению мы имеем здесь уже настоящие звукомысли, настоящие предложения.
Как
Постепенно, вместе с развитием труда, люди научились говорить не отдельными отрывочными звуками, но связной речью. Они стали выражать свои мысли несколькими звуками-предложениями, развивающими и дополняющими ту же мысль, а затем и сочетание мыслей. Так стала появляться у людей членораздельная речь, состоящая из нескольких звуков-предложений, соединенных в одно.
Начало появления человеческой речи, на первых порах, как мы видели, еще нечленораздельной, относится ко времени первоначальных обезьянолюдей. Никоим образом не следует полагать, что человеческая речь появилась сразу, с первыми же стадами обезьянолюдей. Эти первые человеческие стада, по мере того как труд становился необходимым условием их жизни, должны были, размножаясь, расселиться по обширной области, благоприятной для их жизни.
Первоначальное человеческое общество возникло значительно более полумиллиона лет назад. В течение нескольких сот тысячелетий первобытные человеческие стада, хотя и необычайно медленно, все же изменялись. Первоначальных людей, обезьянолюдей, сменили древние люди. Труд стал сложнее. Древние люди охотились даже на крупных животных, и по мере усложнения труда постепенно совершенствовались и мысль и речь людей.
«…Неразвитая глотка обезьяны, — пишет Энгельс, — преобразовывалась медленно, но неуклонно, путем постепенно усиливаемых модуляций, и органы рта постепенно научились произносить один членораздельный звук за другим».
Если эти звуки первоначально были целыми мыслями-предложениями, а позднее объединялись в связную речь, то наступил момент, когда должно было выделиться слово-понятие.
Много должно было пройти времени, прежде чем люди сумели внести строгую расчлененность в бесконечную вереницу своих понятий и представлений, объединить общие из них, подчинить менее важные более важным. Когда это случилось, тогда и речь стала более складной и ясной. Как бесформенная масса мрамора превращается под резцом ваятеля в статую с тонкими формами, так и первичное расплывчатое и подчас двусмысленное слово-предложение преобразовалось к тому времени в имеющую точную форму и ясный смысл часть речи. К сожалению, эти общие соображения еще ничего не говорят о том, когда же слово появилось на смену крику-предложению. Однако на основе нового учения академика Н. Я. Марра о языке, материалистическое советское языкознание может довольно точно ответить на этот вопрос.
Постепенное развитие общества первоначальных людей привело к появлению первых метательных орудий, явившихся прообразом позднейших дротика или копья. Начала развиваться охота на крупных зверей, как самостоятельное занятие, отдельное от собирательства. У древних людей (неандертальцев), стоящих по развитию еще выше, уже было зачаточное разделение труда по полу и возрасту. Женщины преимущественно занималась собирательством, а мужчины — охотой. При разделе добытой пищи возникла потребность речи вне процесса самого труда: мужчины стремились получить часть пищи, добытой не ими, а женщинами, те же, в свою очередь, предъявляли права на свою долю и долю детей. Отсюда вытекает, что мужчины должны были научиться говорить о том, что добыли женщины, и наоборот. Эта потребность говорить в новых условиях общественного труда дала огромный толчок развитию первоначального мышления и речи, которые перестают быть нерасторжимо вплетенными в самый ход трудового процесса. Развивается способность выражать отвлеченные мысли, появляется речь, независимая от трудового действия. Вместе с тем, в результате знакомства со все новыми явлениями обогащающегося производства, появляется потребность в выделении слов-понятий.
Прежние нерасчлененные внутри себя звуки-предложения теперь впервые стали члениться на звуки-слова, а цельные мысли — на отдельные понятия. Правда, эти слова-понятия оставались еще внутри себя нераздельными, состояли лишь из одного звука и по своему значению были, по сравнению с нашими словами, еще весьма неразвитыми, расплывчатыми и смутными. Они могли обозначать как предметы, так и действия, равняться по своему употреблению как нашим именам, так и глаголам. Однако само предложение в эту эпоху уже расчленилось, по крайней мере, на два слова-понятия.