Как выиграть любой спор. Дома, на работе, в суде – где угодно
Шрифт:
— Применяя те же идеи, если сохранение многовековых лесов отвечает интересам всего человечества, не следует ли нам изменить право собственности, чтобы горстка людей не могла уничтожать эту уникальную вселенную из цветов, деревьев, птиц и живностей ради собственной выгоды?
— А как насчет моей работы?
Вот она! — глухая стена личного интереса, о которую разбиваются все разумные доводы и призывы к справедливости. Сколько бы мы ни бились об эту стену, как бы мы ни пытались через нее перелезть, она остается неприступным и непреодолимым препятствием. Инстинкт самосохранения заложен в генах. Он сильнее голоса разума.
— Вы согласились
— Ну, у меня тоже есть права.
— Конечно. Но как беспристрастный судья вы должны абстрагироваться от своих прав и принять разумное, справедливое решение по этому делу, верно?
— Я думаю, что у меня больше прав, чем у какой-то там пятнистой совы.
— Кто дал вам эти права?
— Это мои права как американского гражданина. Как человека.
— Они даны вам от рождения?
— Да.
— А какими правами наделены от рождения обитатели леса?
— У них нет прав.
— Почему?
— Потому что у деревьев и разных там живностей нет прав.
— Кто это сказал?
— Я это говорю!
— Вы принимаете свое решение как высшая и беспристрастная инстанция во вселенной — или как лесоруб, которому нужно кормить семью?
— Думаю, что в данном случае это не имеет значения.
Приведенный выше спор может быть более успешным, если я заведу его со школьным учителем из Су-Фолс или с художником из Нью-Йорка (у которых нет родных или друзей, имеющих отношение к лесозаготовительной отрасли). Вполне возможно, что и тот, и другой найдут мои доводы против уничтожения вековых лесов логичными и справедливыми. Но результат нашей полемики скорее всего будет тем же. Я подозреваю, что большинство людей считают, что у них больше прав, чем у пятнистой совы. Это предубеждение нашего рода.
Смещаем аргументацию в направлении победного финиша. Однако направленность нашего спора можно слегка сместить, приняв во внимание личный интерес Другого, что значительно повышает шансы на успех. Это может выглядеть примерно так:
— Лесоруб — опасная профессия, да?
— В этом вы правы.
— Мужчины часто погибают или получают травмы, а их семьям приходится довольствоваться жалкими выплатами и едва сводить концы с концами, так?
— Так.
— И это тяжелый труд. К вечеру, наверно, не чувствуешь ни рук, ни ног.
— Точно.
— И работа бывает не всегда. Нет стабильности.
— Точно.
— Вам нравится ваша работа?
— Это все, что я знаю. Мне нравится быть в лесу.
— Вы бы поддержали наш план по сохранению многовековых лесов, если бы мы предложили вам безопасную, стабильную и хорошо оплачиваемую работу?
— Я бы определенно его рассмотрел.
— Вы бы вошли в комитет по разработке такого решения?
— Конечно. На самом деле мне не нравится вырубать эти огромные старые деревья. Я ненавижу слышать, как они падают. Этот звук напоминает плач.
Включение лесоруба в состав комитета необходимо для наделения его полнотой власти, так как мы помним, что нельзя выиграть спор, когда Другой не властен принять или отвергнуть аргумент. Предположим, что этот лесоруб, как и ему подобные, сможет устроиться в фармацевтическую компанию специалистом по сбору лекарственных растений, или на завод по производству строительных материалов из других сырьевых
Я зачитал приведенные выше аргументы своему другу. Когда я закончил, он сказал:
— Что ж, я скажу тебе, что я думаю. Я думаю, что одна пятнистая сова важнее для Земли, чем один представитель человеческого рода, потому что пятнистая сова находится на грани вымирания, а человечество размножается такими темпами, что уже не может себя прокормить.
— Хорошая мысль, — сказал я. — Но чьей именно жизнью ты бы пожертвовал ради спасения пятнистой совы?
— Я не знаю, — сказал он. — Но вокруг полно людей, которые не приносят никакой пользы нашей планете и только перенаселяют ее.
— Но вопрос в том, чьей именно жизнью ты бы пожертвовал ради спасения пятнистой совы? Жизнью голодающего ребенка в Дели?
— Пожалуй, нет, — ответил он.
— Тогда жизнью какого ребенка в Дели?
Он не ответил.
— А как насчет твоего ребенка?
— Ладно, проехали, — сказал он.
Когда мы сталкиваемся с предвзятостью, логика и справедливость бессильны. Тем не менее иногда нам приходится оспаривать чье-то предубеждение, даже если мы и знаем, что это вряд ли получится. Если кто-то утверждает, что все ирландцы — неряхи и пьяницы, или что латиноамериканцы от природы ленивы, или что женщины, в силу своей эмоциональной натуры, хуже справляются с руководящими должностями, чем мужчины, мы с пылом и жаром бросаемся опровергать это предубеждение — независимо от того, удастся нам это или нет. Но предвзятость Другого — пятно на скатерти его характера — одними аргументами не выведешь. Зачастую пятно предвзятости вообще невозможно вывести.
Случай из личного опыта. Несколько лет назад мой близкий друг, его прекрасная жена и восемнадцатилетний сын, выдающийся спортсмен, взлетели на воздух в собственном доме, пока мирно спали. Ответственным за взрыв был закоренелый преступник, торговец наркотиками, который нанял для этой грязной работы местного головореза. Позже, когда меня назначили прокурором по этому делу, убийца приказал уничтожить нашего главного свидетеля — незадолго до того, как этот свидетель должен был дать показания суду присяжных.
Я всегда был ярым противником смертной казни. По моему глубокому убеждению, мы не сможем остановить убийства на улицах, пока наше государство не перестанет лишать жизни людей в своей стране и по всему миру. Убийство есть убийство, и убийство, совершенное государством, конгломератом индивидов — нас, — не более правомерно, чем убийство, совершенное закоренелым преступником.
Но когда мне пришлось обосновывать свою позицию по делу убийцы, лишившего жизни четырех знакомых мне людей, я, как государственный обвинитель по особо важным преступлениям, настаивал на высшей мере наказания. Убийца был признан виновным и через двенадцать лет рассмотрения апелляционных жалоб казнен. Я хорошо помню боль тех лет, когда мои моральные убеждения столкнулись лоб в лоб с законом.