Как выиграть любой спор. Дома, на работе, в суде – где угодно
Шрифт:
Легко оставаться возвышенным и нейтральным, отстраненным и беспристрастным, выносить суждения, читать проповеди и высказываться на абстрактные темы. Легко оспаривать чьи-то моральные убеждения и ратовать за сохранение многовековых лесов, когда это не касается вашей работы и семьи. Легко утверждать, что жизнь пятнистой совы представляет большую ценность, чем жизнь человека, если речь идет не о вашей жизни или жизни вашего ребенка. И легко осуждать смертную казнь, пока не убьют кого-либо из ваших родных или друзей. Только святые могут отбросить в сторону личный интерес, и даже они делают это ради себя — ради своей огромной, настоятельной
Как распознать социальные предрассудки и как с ними быть. Как члены любой социальной системы, мы сталкиваемся с ее предрассудками, какими бы они ни были. Мы выступаем за свободное предпринимательство и против регулируемой экономики. Мы отстаиваем демократию и не приемлем идеалы тоталитаризма. Мы с почтением относимся к христианам и с подозрением — к мусульманам. Мы принимаем наши предрассудки как общественные нормы. Наши социальные установки в основном известны, предсказуемы и управляемы.
Силы, которые диктуют, что политкорректно, а что — нет, могут быть как созидательными, так и разрушительными для общества, которое борется за справедливость. «Политкорректное» мышление нацистской Германии привело к самым чудовищным преступлениям в истории человечества. Однако, если бы не насильственное насаждение политически корректного мышления, мы бы недалеко продвинулись в борьбе с расизмом и сексизмом. Мы бы все еще брели по грязи и болоту прежних позорных времен. Я хочу сказать, что социальные установки, такие как личные предубеждения, могут быть как позитивными, так и негативными.
Дело Маркос и общественное мнение. Я уже упоминал о деле, в котором я защищал Имельду Маркос в федеральном суде Нью-Йорка. Это дело стало классическим примером того, как предубеждения формируют традиционные взгляды и представления целой нации. После свержения Фердинанда Маркоса режимом Акино, Маркоса и его жену обвинили во всех известных ФБР финансовых преступлениях. К тому времени, как дело дошло до суда, миссис Маркос, друг и благодетель наших бывших президентов и их жен, вдруг стала в общественном сознании алчной, корыстолюбивой преступницей, которую следовало повесить за ноги на Таймс-сквер.
Общественное мнение требовало, чтобы миссис Маркос признали виновной и отправили в какое-нибудь ужасное место, где она не сможет носить ни одну из трех тысяч пар обуви на своих гнусных ногах. Рудольф Джулиани, мэр Нью-Йорка, а позже федеральный прокурор, заверил общественность, причем в письменной форме, что эта женщина непременно понесет наказание. При этом те, кто вершил над ней суд, в большинстве своем вообще ее не знали.
Я взялся за это дело, так как, несмотря на общественное мнение, считал, что правительство США не имеет право совать один из своих многочисленных носов во внутренние дела Филиппин, преследуя в судебном порядке жену бывшего президента. В конце концов, ее самое серьезное преступление состояло в беззаветной преданности своему мужу, как до, так и после его смерти.
Судебное разбирательство длилось три месяца. Не обремененные общепринятым мнением, члены тщательно отобранной коллегии вынесли оправдательный приговор по всем пунктам обвинения. Доводы государственного обвинения оказались такими слабыми, что мне не пришлось вызывать в суд ни одного свидетеля в защиту миссис Маркос. Я даже ее не приглашал на трибуну. Обвинение
В ходе судебного разбирательства пресса, уверовав в собственные истории и приняв как истину рукотворно сотворенное общественное мнение — что миссис Маркос была исключительно злой женщиной, — продолжала ее унижать и хаять. Каждое утро я покупал несколько местных газет, чтобы почитать новости о слушаниях по своему делу. Они не укладывались у меня в голове. Складывалось впечатление, что репортеры освещали какой-то другой судебный процесс, а не тот, на котором присутствовал я. Можно было подумать, что обвинение выигрывало все судебные прения и перекрестные допросы свидетелей, тогда как на самом деле никто из свидетелей не уличил мою подзащитную в каких-либо правонарушениях, а один свидетель противной стороны поручился за доброту и порядочность миссис Маркос. В итоге даже судья начал вслух недоумевать, что это дело делает в суде.
Пока шел процесс, одна газета каждое утро отправляла репортера к дому миссис Маркос, но не для того, чтобы взять у нее интервью или собрать заслуживающие внимания новости, а чтобы сфотографировать туфли миссис Маркос. Она всегда была в черных, элегантных туфлях-лодочках и уж точно не меняла их каждый день. Тем не менее газета намеренно настраивала общественность против этой якобы порочной женщины, у которой было три тысячи пар туфель. Однажды я остановил репортера и объяснил ему, что у моей подзащитной столько обуви, потому что на Филиппинах много обувных фабрик и миссис Маркос, как первая леди, ежегодно получала сотни пар обуви от компаний, которым хотелось заявить, что первая леди страны носит их обувь. Миссис Маркос призналась мне, что большинство туфель ей не подходили, но она все равно хранила их в шкафу. Однако об этом факте, истина которого противоречила общепринятому мнению, пресса умолчала.
Один особо циничный представитель СМИ был так одержим своей тенденциозностью, что, когда миссис Маркос потеряла сознание в зале суда и изо рта у нее пошла кровь — результат желудочного кровоизлияния, — бросился ко мне с расспросами, где я достал ампулу с кровью, чтобы моя подзащитная могла в нужный момент ее раскусить. Миссис Маркос увезли в больницу, где она еще несколько дней оставалась под наблюдением врачей, прежде чем смогла продолжить участие в суде. Сегодня, когда бы я ни сталкивался с традиционным предубеждением против миссис Маркос, наш разговор, после обычной приветственной тирады, протекает в следующем ключе.
Человек, который считает миссис Маркос злом:
— Я всегда вами восхищался, господин Спенс, пока вы не взялись за дело Маркос. Что на вас нашло? Или дело в деньгах? Просто скажите мне, что дело в деньгах. Это я мог бы вам простить.
— Я так понимаю, вам не нравится моя подзащитная.
— Вы правильно понимаете.
— Должно быть, вы провели с ней много времени и действительно хорошо ее знаете.
— Да я, собственно, с ней не знаком.
— Это очень странно. Я знаю вас как справедливого человека. Тогда, должно быть, вы знакомы с каким-то очень надежным источником, который лично ее знал.