Как выиграть любой спор. Дома, на работе, в суде – где угодно

Спенс Джерри

На мой взгляд, еще одним фактором высокого уровня преступности является пространство. Если упаковать в бетонную коробку дюжину молодых крыс, они неизбежно будут драться и убивать друг друга. Если упаковать в бетонные коробки наших городов миллионы юных созданий, они ожидаемо будут бунтовать, выплескивать боль и гнев, проявлять насилие. Если бы меня попросили решить проблему современной преступности, с учетом имеющихся ресурсов для ее решения, я бы прежде всего изъял наших детей из бетонных коробок. Я бы дал им пространство. Я бы вывез их на природу, где они могли бы вволю резвиться. Я бы подарил им горы, и реки, и поля, и полевые цветы. Свободное пространство искореняет преступность лучше всех известных мне средств. Но вместо того чтобы освободить наших детей из бетонных коробок, мы упаковываем их в еще меньшие бетонные коробки, называемые

тюрьмами, и ожидаем, что они научатся там уму-разуму.

Любовь требует от нас освободить наших детей. Любовь требует от нас освободить наших детей и доверять им. Однажды я поймал несколько молодых ворон, которые были еще слишком незрелыми, чтобы далеко летать, и принес их своим детям, которые тоже были еще слишком маленькими, чтобы летать. Дети сразу полюбили птенцов. Но они были достаточно мудры и знали, что нельзя держать в неволе тех, кого по-настоящему любишь, поэтому через несколько дней мне пришлось отнести птенцов обратно, к гнезду, где их оглушительно каркающие родители испытали радостное чудо воссоединения.

Точно так же нельзя держать в неволе своих детей, если мы их по-настоящему любим. Мы должны давать им свободу. Мы должны переступать через страх — свой, — что с ними что-нибудь случится. Мать-птица знает, что она рискует, давая своему малышу свободу. Ее птенец может выпасть из гнезда. Его может съесть бродячий кот или орел. Он может умереть от голода. Но мать-птица должна идти на такой риск. И птенец, когда приходит время покинуть родительское гнездо, не боится отправиться в самостоятельную жизнь.

Как часто я трясся за судьбу своих детей, доводя себя до исступления. Как часто я чувствовал бессилие и беспомощность перед тем фактом, что они, как и птицы, должны улететь. Как часто я пытался удержать своих детей под родительским крылом, не понимая, что это реакция на мою, а не на их потребность, и на мой, а не на их страх. Но любовь не только защищает и оберегает. Она окрыляет и дает свободу.

Мать-Природа удивительно мудра. Она понимает, что дети должны сформировать собственные крылья и научиться летать, прежде чем покинуть родительское гнездо. А мы мешаем Матери-Природе. Мы не позволяем ребенку быть. Мы не проявляем к ребенку уважения, чтобы он рос сильным, уверенным в себе и способным выжить в этом суровом мире. Вместо этого мы наказываем, подавляем, поучаем и стращаем ребенка. На любые его попытки поступить по-своему мы реагируем глупо, а порой и жестоко.

Мы требуем от детей послушания, то есть полного отсутствия креативности, что для них равносильно смерти. Просить детей послушно заниматься саморазрушением во имя любви — это верх безумия.

Чего мы хотим от наших детей? Я не забыл, что эта глава о том, как спорить со своими детьми. Поэтому возвращаюсь к определению спора. Спор — это процесс, посредством которого мы добиваемся того, чего мы хотим от других людей или от отношений с ними. Чего мы хотим и чего мы добиваемся, споря со своими детьми? Мы хотим просто победить и заставить ребенка подчиниться нашей воле? Мы хотим, чтобы ребенок нас слушался, склонялся перед нашей силой, следовал нашим наставлениям? Мы хотим, чтобы ребенок внимал нашим красноречивым и бесспорным доводам? Мы хотим, чтобы ребенок копировал наши идеи, убеждения, вкусы и цели? Мы хотим, чтобы ребенок был нашей миниатюрной копией, просто жалким подобием? Мы хотим, чтобы ребенок вел себя как слуга или раб, выполняя наши желания? Мы хотим, чтобы ребенок делал не то, что мы делаем, а то, что мы говорим? Чего мы на самом деле хотим от своих детей? Прежде чем продумывать аргументы и начинать спор, нужно определиться с тем, чего мы хотим.

Я думаю, что все любящие, заботливые родители хотят, чтобы их дети были успешными. Но что такое успех? Слава, богатство, статус? Видим ли мы успех как реализацию мечты, которую нам самим не удалось осуществить? Успешен ли наш ребенок, когда он живет не своей, а нашей жизнью? И устроит ли нас, если наш ребенок будет счастлив, работая простым бульдозеристом? Я думаю, вы согласитесь, что успех — это достижение такого состояния, при котором человек с радостью занимается любимым делом, что бы это ни было. Вы согласны,

что успех измеряется не деньгами, властью, положением или престижем, а становлением цельной, гармоничной, всесторонне развитой личности? Мы хотим, чтобы наши дети уверенно стояли ногах и умели справляться с трудностями. Мы хотим, чтобы они были успешными людьми. Мы хотим, чтобы они преуспели в искусстве быть — жить, радоваться, расти и стать теми, кто они есть, то есть реализовать себя.

Свободное процветание — вот мое определение успеха.

Тогда возникает вопрос: как споры с детьми способствуют достижению нашей цели их свободного процветания?

Естественно, нас волнует, чтобы наши дети не нарушали закон. Это волнует всех родителей. Это волнует любое общество. Грустно и скорбно наблюдать за тем, как представители старшего поколения содрогаются при виде монстров, которых они сами же и создали своей ненавистью и неприятием. Так садист запирает свою собаку в клетке, после чего тычет сквозь прутья палками, заставляя беспомощную собаку выть от боли. А потом, не удовлетворившись пытками, морит беднягу голодом и накрывает клетку темной тканью, не пропускающей солнечный свет. Однажды собаку освобождают. Хозяин протягивает руку, заявляя, что его надо любить и уважать за то, что он дает собаке пищу и кров. Но неблагодарная собака его кусает, за что ее помещают в еще меньшую клетку и наказывают с еще большей жестокостью. Стоит ли удивляться, что она тоже становится более жестокой. А ведь когда-то этот агрессивный пес был ласковым щенком, который лизал хозяину лицо.

Я думаю, что прежде всего нас должно волновать собственное правомерное поведение — по отношению к детям. Понятно, что мы хотим вырастить детей добропорядочными, законопослушными гражданами. Но воспитание страхом — страхом неприятия, страхом наказания, страхом угнетения, страхом критики и страхом изгнания — это насилие, которое вернется в той же форме. Впрочем, подкупать детей тоже нельзя. «Если будешь хорошим мальчиком, сможешь пойти на концерт». А позже: «Если будешь молодцом, куплю тебе машину». Добродетель начинает ассоциироваться не с добродетелью, а с материальным вознаграждением, и это уже не добродетель. Детям не следует так рано узнавать о коррупции.

Грозная опасность силы. Сила. О, сила! Как она грозна! Как она опасна! Что мы можем с ней делать? С ней мы можем доминировать. С ней мы можем осуществлять контроль. Силой мы можем заставить детей плакать. Мы можем заставить их ненавидеть. Мы можем заставить их слушаться. Мы можем заставить их презирать нас и ненавидеть себя. Мы можем заставить их делать то, что хочется нам. Мы можем их терзать и бить. Мы можем выпотрошить их маленькие души. Мы можем перекроить детей на свой лад — превратить их в эмоциональных калек. Ах, какая же это замечательная вещь — сила!

Но силой нельзя заставить ребенка творить. Силой нельзя заставить ребенка развиваться, расти и, следовательно, быть успешным. И самое главное — силой нельзя заставить детей нас любить.

Я всю свою жизнь внимательно наблюдал за тем, как люди применяют силу. Я применял ее сам. В принципе, от силы толку как от козла молока, за исключением случаев, когда она применяется против равной по невежеству и грубости силы, и даже тогда любовь обычно оказывается сильнее.

Вы когда-либо задумывались о неравенстве сил между родителем и ребенком? Подумайте об этом так. Предположим, у вас нет денег. Предположим, у вас нет влиятельных друзей. Предположим, вы можете жить только там, где вам говорят. Предположим, вы можете есть и спать только тогда, когда вам говорят. Предположим, вы должны спрашивать, что вам надеть, и получать разрешение, чтобы куда-то пойти. Предположим, более сильный человек может вас обругать, унизить и даже побить, если вы его разозлите. Предположим, вам даже не разрешается иметь свои интересы и увлечения — вам их навязывают. Предположим, у вас нет возможности сбежать из этого ужасного места, из этой ловушки. Вы можете брать только то, что вам дают. Это и есть неравенство сил, существующее между родителем и ребенком. Отсюда следует, что на самом деле в детско-родительских отношениях нет места спорам, потому что при таком явном перевесе одной стороны даже самое мягкое убеждение может стать принуждением, а самая убедительная, пусть даже разумная аргументация — насилием над детской психикой.