Как я был великаном (сборник рассказов)

Чапек Карел

И тут я впервые высказал свое сомнение в успехе.

— Не повезло нам, — сказал я, повернувшись по ветру, чтобы дядя расслышал. — Боюсь, что…

— …что просверлим «спасителя» насквозь?

Дядюшка метнул на меня такой взгляд, словно выстрелил парой зеленых от злости петард.

— Да нет! Просто мне кажется, что оболочка дойдет до самой середины… Яичко-то, по-моему, крутое…

— Сопляк!

Кровь бросилась дяде в лицо, словно его поставили вверх ногами, и он погрозил звездам своим зонтиком.

— По-твоему, зря молнии бьют в мои тополя? Да пусть… да пусть ни одного из них не останется,

пусть этих заказанных молний будет больше, чем черепиц на моей крыше, — все равно не уступлю!

И, подняв лицо к небу, он вызывающе захохотал. С той поры, как космическое яйцо упало на его луга, дядюшка неузнаваемо изменился. Если прежде скупость его была трусливой, то теперь она стала нетерпеливой, обидчивой и буйной до фанфаронства.

На западе опять загромыхало — протяжно и грозно.

— Слышишь? — Дядя с яростью обернулся в ту сторону. — Кто это? Кто мне грозит? Кто там бунтует против меня? Может, кому-то там, наверху, все это дело не нравится? Может, молнией ударит в мой дом? А я и хочу этого! Смотри, ночь чиста, как родник, звезды смотрят нам на руки, пожалуй, любопытства в них больше, чем злости!

— Ну-с, еще один компрессик… — глухо, в нос, прошептал химик. — Да уж, доложу вам, пан Жулиан, мой состав поядовитей, чем серная кислота для желудка…

— Десять компрессов! — разгорячился дядя. — Тысячу! У меня хватит средств, чтобы продолбить яйцо насквозь! Я могу себе это позволить!..

Ураган на десятый день. — «Коза на крыше!» — Гончая Боккаччо. — «Вперед, улитка»!

Это случилось на десятые сутки. Обезумевшее солнце палило до полудня, потом все вокруг разом пожелтело в каком-то мертвенном полусвете. Небо стало зелено-оранжевым, тучи будто занедужили желтухой. Поднялся вихрь — и началось!

Такого никто не упомнит. Белье, перины, домашняя птица, занавески, дранки, сено, водосточные трубы, флюгеры, черепица — все закружилось, перемешалось в воздухе, словно сам сатана правил здесь свой бал. Труба на людской обвалилась, а чья-то коза очутилась на крыше, между двух слуховых окошек. Ураган распахнул окна и дверь, ворвался в лабораторию химика и смел всю его аппаратуру и препараты в угол, превратив их в груду битого стекла.

— Если я это переживу, то наше дело в шляпе, — упрямо твердил дядя. — По тому, как разбушевалась стихия, я догадываюсь, что мы близки к цели! Нынче ночью… А, дьявол!

Он не договорил: раздался треск, окно на секунду что-то заслонило, и вот, пробив стекло, в комнату влетел неизвестный человек. Лохматый, босой, с разбитым носом, с исцарапанными руками и ногами, он брякнулся на ковер прямо к ногам остолбеневшего дядюшки. Придя в себя, незнакомец сел, подпер руками побитый крестец, и его небритая физиономия растянулась в недоуменную ухмылку.

Дядя пулей вылетел из кресла-качалки, в котором сидел.

— Как ты смеешь!.. — оправившись от испуга, гаркнул он на пришельца.

— Прощения просим, вашбродь, — пробормотал бродяга. Подхватило-то меня в аккурат у того круглого камушка, что с кометы свалился… И уцепиться-то не за что, гладкий ведь, как милость господня… А ураган меня — за шиворот, да и швырь сюда, вот я и ворвался без стука…

— А что ты делал у камня? — взъелся на него дядя. — Не видел, что ли,

дощечку при дороге, что вход строго-настрого запрещен?

— Видел, да не прочел, вашбродь. Не то чтобы я не умел читать — я гимназию до последнего класса прошел, — лаудо, лайдачим, лайдак. Да у меня из-под носа дощечку-то ветром фук! Я подумал — град сейчас пойдет, ну и побежал под яйцо притулиться, а из него льет, как из дырявой бочки!

— Что-о? — ахнул дядя. — Как это льет? Может, это дождевая вода стекает?…

— Какая там дождевая вода — прямо из камня и бьет, родником! А я со своей суковатой палкой — вроде святого Авраама в пустыне, когда тот прутиком по скале ударил…

— Льет! — взревел дядя, хватаясь за голову. — Из яйца льет, не врешь?

— Чего мне врать? Я напиться хотел, а тут меня ураган подхватил, да так рьяно, что тебе полицейский…

— Подъем! — закричал дядя, мечась от стены к стене. Заткнуть яйцо! Управляющий! Беги за ним, — это адресовалось мне, — а химик и Лойза пусть будут наготове! Тащите бочки, чаны, бездельники, не то все вытечет! Да побыстрее!

Я взглянул в окно на желтую чумную мглу. Ливень, словно застряв в тучах, долго не решался хлынуть — только теперь небо будто прорвало. Это уже не были струи — это были водяные столбы, как при всемирном потопе, казалось, целый океан низринулся с неба!

— Сейчас нельзя, дядюшка, — сказал я. — Подождем немного, пусть пройдет…

— Марш! — завизжал дядя, хватая дождевик с капюшоном. Тащите бочки! Да живее! Живее! Спасайте, что можно!

Дядя, химик, управляющий и я бросились в хляби. Мы с Мамилой — в одних трусах, будто купались под водоспуском плотины, в общем-то нам было лучше, чем другим, хоть мы и волокли по грязи оцинкованный чан. Позади, то и дело хлебая воду, плыла белая, отличного экстерьера борзая по кличке Боккаччо — любимица дяди.

— Вперед, улитки! — подбадривал нас дядя. — Заткните дыру, пока не поздно! Спасайте, что можно!

Стеклянная фата-моргана. — Боккаччо наэлектризован! — Обратный путь. — На лугу ничего не было…

Луг, на который упал метеорит, издавна носил название «Лесники». Почему, не знаю: вокруг, насколько хватал глаз, не было ни леса, ни тем паче лесников.

Когда мы приблизились к «Лесникам», дождь несколько поутих, но стало еще темнее. Только молнии освещали нам дорогу. Вот одна из них, в фиолетовой судороге, раскроила небеса с востока до запада, и в этом магическом свете передо мной возникло какое-то тело, сверкнуло зеленоватым отблеском и вновь окуталось тьмою.

На меня пахнуло удивительной лесной свежестью — будто где-то поблизости и впрямь был лес! Только лес этот, возникший перед моим мысленным взором, был необычный: на миг передо мной предстало видение фантастических зарослей — деревья стеклянные, и в них пульсировали розовые и голубые соки…

— Ну и вонь! — дядя с отвращением потянул носом, и давняя неприязнь к нему с повой силой вспыхнула у меня в крови. Неужели он не видит стеклянную фата-моргану?!

Новая молния озарила окрестности, и в ее мертвенном блеске я успел заметить человека, удирающего прочь от таинственного яйца. Накрывшись парусиной, согнувшись в три погибели, он судорожно прижимал к животу какой-то сосуд.