Как я была принцессой
Шрифт:
Тенку Залия, моя свекровь, настаивала, чтобы еду для нас готовили в дапуре – кухне, находящейся вне дома и представляющей собой хижину, негодную ни для жилья, ни тем более для приготовления пищи. Но Мак терпеть не могла запаха стряпни, а к тому же она предпочитала, чтобы кухарки пользовались керосинками, а не газовыми плитами, чего, разумеется, не стоило делать в жилых помещениях. В ее доме имелась и кухня, устроенная по европейскому образцу, с холодильником и электрической плитой, но там она только разогревала блюда и готовила еду для своих кошек. В зависимости от настроения Мак у нас были то две кухарки, то одна общая. Свекровь считала своим неотъемлемым правом и обязанностью нанимать и рассчитывать не только своих, но и наших слуг, и довольно часто делала это без всяких оснований, просто повинуясь минутному капризу.
Хотя за все время моего пребывания в Малайзии я не видела от Мак
Еще в самом начале своей новой жизни я поняла, что, оставшись без поддержки свекрови, очень скоро стану парией в королевской семье. К тому же строптивую невестку могли легко поменять на новую, более покладистую. Безоговорочная поддержка, которую всегда оказывала мне Тенку Залия, и дружба с Эндах – вот два фактора, которые в глазах семье перевешивали многие мои недостатки. С такими защитницами я могла не опасаться, что кто-нибудь посмеет относиться ко мне с пренебрежением.
Мак курила одну сигарету за другой и маниакально любила мыться; она проводила в ванной по два-три часа каждый день. Ни разу в жизни она не приготовила ни одного обеда, не постирала своего белья, не прочитала ни одной книги, кроме Корана и религиозных трактатов. Она обожала кошек, и у нее во дворце жило пятнадцать наглых животных, которым разрешалось абсолютно все. Тенку Залия, дочь султана Тренгану и короля всей Малайзии, у которого было четыре жены и десяток детей, с детства прониклась верой в неоспоримое мужское превосходство, и эта вера накладывала отпечаток на каждое ее слово и поступок. Она росла в атмосфере дворцовых интриг, сплетен и соперничества. Ее властный отец контролировал каждый шаг своих детей и внуков, нисколько не задумываясь о том, как они будут жить, когда его не станет. В результате подобного воспитания девочки в королевской семье выросли совершенно беспомощными, и единственным выходом для них было прямо из-под власти отца перейти под власть выбранного им мужа.
Мак никогда в жизни не занималась домашней работой и воспринимала ее скорее как развлечение, чем как докучную обязанность. Как-то она, например, решила, что забавно будет самой постирать собственную одежду, и, высыпав в крошечный тазик целую коробку порошка, взялась за свое шелковое платье. Я, ее сестра Зейна и слуги с улыбкой наблюдали за тем, как, почти скрытая горой пены, она старательно трет тонкую ткань и сама смеется над тем, что занимается таким обычным женским делом.
Над своим первым внуком Мак кудахтала будто курица, и к ней охотно присоединялась тетя Зейна. Когда Аддин был совсем маленьким, мне приходилось постоянно присматривать за ними, потому что обе женщины понятия не имели об элементарных требованиях детской гигиены и даже не умели правильно держать младенца. Ни одна из них лично не заботилась о собственных детях. Целая бригада служанок и нянек, нанятых султаном, меняла пеленки, кормила малышей из бутылочек, а в остальное время почти не обращала на них внимания.
Я хорошо помню забавный эпизод, который произошел вскоре после рождения сына. Я срочно пекла печенья и пирожные к празднику Хари-Рая и была очень занята, а Мак с тетей Зейной вызвались поменять Аддину подгузник. Решив, что с такой несложной операцией они должны справиться, я вручила им малыша. Когда прошло уже три четверти часа, а эта троица все еще не вышла из спальни, я заволновалась и пошла посмотреть, что там происходит. В спальне я обнаружила двух красных от смеха и смущения женщин, Аддина, который все еще лежал на пеленальном столике с голой попкой, и горы испорченных памперсов на полу. Оказалось, что каждый раз, пытаясь всунуть младенца в памперс, две эти взрослые женщины пачкали липучки детским кремом, после чего подгузник, разумеется, не застегивался и его приходилось выбрасывать.
К сожалению, Мак была склонна к ипохондрии и чересчур увлекалась антидепрессантами, которые считала панацеей от тоски и скуки. Она признавалась мне, что очень сожалеет о том, что так мало знает своего сына, но понятия не имеет, как наладить с ним контакт теперь, когда Бахрину исполнилось уже двадцать восемь лет.
Оставаясь наедине
Мак искренне старалась укрепить наши с Бахрином отношения. Правда, использовала она для этого единственный известный ей способ: каждый раз, заметив признаки его очередной измены, она волокла меня к какому-нибудь модному бомоху – колдуну или знахарю, который в тот момент пользовался доверием женщин из их семьи. Как я ни протестовала, как ни доказывала, что не верю этим мошенникам, Мак продолжала настаивать, и я в конце концов покорялась. В итоге мне приходилось тащиться с ней в какую-нибудь дальнюю деревню и встречаться там с разнообразными мошенниками, выдающими себя за целителей разбитых сердец. Мистицизм бомохов уходил корнями в древние малайские традиции, и поэтому его не одобряли представители ислама. Чтобы их амулеты и колдовские напитки не отпугивали богобоязненных клиентов, бомохи бормотали строки из Корана, когда готовили свои зелья или сжигали фотографии – все во имя Аллаха! За эти труды они получали очень приличное вознаграждение.
Меня всегда поражали популярность бомохов и доверие, которое испытывали к ним местные жители. Малайцы – очень суеверный народ. Даже самые образованные из них не отрицают существования джиннов, или духов. Джинны, объяснял мне Че Гу Али, мой религиозный наставник, обитают по всей земле, их вызывают специальными заклинаниями, и они могут доставить человеку массу неприятностей, если их обидеть. Именно поэтому над входной дверью и прибивают таблички со строками из Корана: они призваны защитить дом и его обитателей от злых духов. Надо добавить, что Че Гу Али верил не только в джиннов, но и в то, что высадка на Луну экипажа «Аполлона-11» – всего лишь видеотрюк, снятый в голливудских декорациях. Он утверждал, что это «очередное мошенничество лживой американской пропаганды» и что ни один истинный мусульманин никогда в него не поверит.
31
Аддин быстро рос и с каждым днем становился все очаровательнее и умнее. У него были чудесная улыбка и звонкий смех. Мы часами валялись на моей широкой кровати, и я читала ему сказки и пела детские песенки. Ему особенно нравилось играть в маленькую свинку, которая пошла на рынок, но мне приходилось соблюдать осторожность и никогда не упоминать свинку в присутствии Бахрина, потому что мусульманский запрет на свинину распространялся даже на детские стихи. Меня огорчало то, что из-за множества религиозных запретов и предрассудков мой сын лишен простых детских радостей, доступных всем его сверстникам в Европе или Америке: он еще ни разу в жизни не копался в песочнице, не возился в грязи, не купался в море и не шлепал по лужам. Поэтому, вызвав очередной переполох в семье, я все-таки настояла на том, что Аддин должен на несколько часов в день выходить из дома и под моим присмотром играть на улице. Ему исполнилось уже почти два года, скоро у него должны были родиться маленький братик или сестренка, и я хотела, чтобы мой сын вырос настоящим, сильным и крепким мужчиной, а для этого необходимо счастливое детство. Скоро любимыми игрушками Аддина стали садовый поливочный шланг и две наши ручные козочки, Ноненг и его мать Сузу.
Я купила их вскоре после рождения Аддина. Мусульманская религия запрещает держать собак, и я решила, что в таком случае на роль домашних любимцев больше всего подойдут козы. Сузу была белой, уже довольно пожилой козой, которую наверняка зарезали бы, если бы я не купила ее вместе с ее сыном – прелестным, озорным и очень ласковым козленком, тоже белым, но с большим темно-коричневым пятном на спине. Он был таким славным и чистеньким, что иногда, когда Бахрин уходил на работу, мы пускали его в дом. К сожалению, Ноненг никак не желал понять, что заходить туда можно только по приглашению, и время от времени влетал в гостиную, вскакивал на диван, громко блеял там и отказывался уходить, пока его не почешут за ухом. В саду для коз поставили специальный вольер, а немного позже к нему пристроили небольшой домик для нескольких куриц, которых я прибавила к своему зверинцу. Соседи не уставали удивляться такому приросту домашних животных, с сомнением качали головами и окрестили меня чудачкой.