Как живете, дети?
Шрифт:
Наши дети готовятся вступить в XXI век как его вдохновители и строители. Мы, учителя и воспитатели, в канун грядущего столетия напутствуем их в будущее, на наши плечи ложится ответственность за судьбу будущего. Эта ответственность предельно ясна: XXI век уже родился, он сидит перед нами за партой, чтобы мы, воспитатели, учителя, вселили в него мудрость прошлых веков, заботу нашего века, идеалы будущего и тем самым вдохновили его к самоутверждению.
Разве мне, современному воспитателю, трудно понять ту истину, что мне доверено ковать XXI век? Каким он будет — это зависит в основном от меня, зависит от того, каков Я — воспитатель последних десятилетий XX века! Не обо Мне ли — о современном советском учителе — мечтала
«Учитель в такой школе лишь старший товарищ, богатый опытом и знанием, который помогает учащимся научиться самостоятельно учиться. Он указывает им приемы, методы приобретения знаний, помогает организовать совместную работу самообразования, учит, как надо в деле обучения помогать друг другу»[1]. А такая школа «должна представлять собой свободную ассоциацию учащихся, ставящих себе целью путем совместных усилий проложить себе дорогу в царство мысли»[2]. Пользуясь этими источниками из педагогического наследия Надежды Константиновны Крупской, я определяю для себя заповедь:
Если хочешь воспитать в детях смелость ума, интерес к серьезной интеллектуальной работе, самостоятельность как личностную черту, вселить в них радость сотворчества, то создавай такие условия, чтобы искорки их мыслей образовывали царство мысли, дай им возможность почувствовать себя в нем властелинами.
Но что это за условия, которые могли бы способствовать возникновению царства мысли в нашей маленькой классной комнате и вхождению в него детей? Их, конечно, много, все они вместе должны составить целостный педагогический процесс. О некоторых из них я уже рассказал, о других придется говорить позже, но есть одно из них, по моему убеждению, самое важное, о котором следовало бы говорить особо — это воспитание самостоятельности у детей, воспитание и развитие в них самостоятельности мысли, решения, действия. Уже второй год воспитываю у детей это личностное качество, буду воспитывать и развивать его и в последующих классах, надеюсь, далее его будут развивать в них учителя на второй и третьей ступенях школы.
Изолированная самостоятельность?
Однако, говоря откровенно, мне не нравится, когда это проявление личности порой ограничивают какими-то формальными рамками, точнее — самостоятельное решение учебной задачи отождествляется с изолированной работой школьника над задачей.
Что такое изолированная учебная работа, неверно именуемая самостоятельностью?
Вот что это такое: «Не переглядываться, ни на кого не надеяться, в чужую тетрадь не заглядывать, не сметь списывать, пользоваться учебником, подсказкой, шпаргалкой, не спрашивать у других! У тебя есть голова, в которой должны быть помещены всякие необходимые знания!»
Разве учитель порой не это имеет в виду, давая детям разные самостоятельные задания? Так приучается ребенок в течение десяти-одиннадцатилетней школьной жизни надеяться только на себя — и ни на кого другого.
Почему мы культивируем в школе такую изолированную самостоятельность? Может быть, таким образом мы готовим их к жизни, притом к ее возможным исключительным случаям? Вдруг, допустим, сядут они на корабль, который ураган унесет в неведомый нам океан, корабль потерпит крушение и все наши былые питомцы, каждый в отдельности, окажутся на необитаемых островах. Ведь стольким Робинзонам Крузо надо будет прожить самостоятельно! Знания — в голове, руки приучены излагать их на бумаге, а язык подвешен для их безошибочного воспроизведения. Вот и живите самостоятельно, дорогие Робинзоны Крузо, пока вас, каждого в отдельности, не обнаружат случайно плывущие мимо корабли и не вернут в мир цивилизации!
И
Но что же получается? В действительности «ведь он не Робинзон какой-нибудь, и жить ему приходится среди людей, какой бы профессией он ни занимался»[3]. Это напоминание Надежды Константиновны Крупской должно заставить нас одуматься. Мы бьемся против зубрежки — это хорошо. Боремся против присвоения чужой работы, против шпаргалки — тоже отлично, а как же иначе! Знания, умения, навыки могут быть только личностными приобретениями, каждый должен владеть ими в той степени, в какой позволяют, с одной стороны, организованный и управляемый мною — учителем — педагогический процесс, а с другой — развивающиеся в этом процессе его индивидуальные способности и возможности. Так не бывает, чтобы люди одалживали друг другу знания, умения, навыки и, воспользовавшись ими, возвращали их владельцам, сердечно благодаря за помощь. Нет, знания нельзя ни одалживать, ни делить.
Но куда б ни шел ученый,
Он не ведает преград:
Недоступным и незримым
Он сокровищем богат.
Знанье вор тайком не стащит,
Не отнимет супостат.
Глупым знанье бесполезно,
Для разумных знанье — клад.
Эти стихи Давида Гурамишвили знают и мои дети. Все это предельно ясно. И потому можно в какой-то мере оправдать практику изолированной самостоятельности, когда, особенно при контрольных работах, даже малейшая попытка ребенка заглянуть в чужую тетрадь, спросить у соседа, списать дает педагогу право снизить отметку или вовсе не принять работу.
В прошлом, в начале своей педагогической деятельности, я был не прочь наказывать детей, пытавшихся «провести» меня. Помню глаза худенького мальчика: я отнял у него тетрадь из-за того, что он заглядывал в тетрадь товарища и сравнивал результаты своего решения арифметических примеров с результатами, которые получил тот. Но тот, которого я всегда хвалил как примерного ученика, закрывал промокашкой да еще ладонью свою тетрадь, не давал ему посмотреть. Значит, тот, худенький, мешал работать примерному ученику, значит, тот хочет провести меня, списать решение у другого. И я поспешил воздать ему должное: «Тебе же было сказано решать примеры самостоятельно!» Я отобрал у него тетрадь и велел сидеть смирно. А он посмотрел на меня глазами, полными гнева и ненависти, затем разрыдался так неудержимо, что контрольная сорвалась.
Вот как порой развиваются педагогические убеждения: я понял, да, я постиг суть моей ошибки, не только той, мгновенной, но и вообще методической. Глаза и рыдание ребенка мне говорили — доступно, убедительно, эмоционально: «Учитель, так нельзя себя вести, я не Робинзон какой-нибудь, а общественное существо! Дай мне быть всегда таким! И дай еще рядом со мной сидящему воспитывать в себе чувство солидарности, чуткость и заботливость, умение помогать!» И понимание изолированной самостоятельности потеряло для меня всякий смысл, точнее, стало антипедагогичным.