Как живете, дети?

Амонашвили Шалва Александрович

Раньше, на заре своей педагогической деятельности, я представлял себя единоличным властелином урока. «Сидите смирно! Смотрите мне в глаза! Не сметь делать что-либо без моего разрешения! Не сметь спорить со мной! Я безгрешный, никогда не ошибаюсь, и, если даже ошибусь, вы не имеете права сказать об этом!» — вот правила, которыми я руководствовался тогда. Меня вводили в заблуждение и учебники по педагогике, которые единогласно утверждали, что это я — учитель — являюсь главной фигурой процесса обучения и воспитания.

Я верил этим учебникам так же, как верят аксиомам. Но потом все изменилось: дети помогли мне понять, что они готовы разрушить любое педагогическое здание, разнести в пух и прах все аксиомы и теории вместе, если те не будут отражать их действительную жизнь, устремленность, личность каждого из них.

Ну, хорошо, я главная фигура

педагогического процесса, а дети? Они что, второстепенные фигуры? Может быть, мне надо смотреть на них как на пешки на шахматной доске, которые я передвигаю медленно и осторожно и для которых у меня уже заранее заготовлено будущее? Стоит ли спрашивать пешек, какого гроссмейстера они хотят иметь, как они хотят прожить эту баталию на шахматной доске? Зачем спрашивать, пешки не умеют отвечать и, кроме того, ни один шахматист еще ни разу не садился за игру с той целью, чтобы доставить радость жизни своим фигурам на доске. А я вхожу в класс только лишь с одной целью — растить своих детей, приносить каждому из них счастье обучения. Может ли без детей состояться урок? Нет, такого процесса не существует. Тогда какой же я — единственный, главная фигура в этом процессе? Пусть я старший, пусть знаю, чему и как учить, пусть мне доверено вести обучение и воспитание! Это вовсе не решает вопроса — главный я или нет. Я могу стать таким только тогда, когда, пользуясь властью, наделенной обществом, заставляю и принуждаю детей двигаться в мире познания, нравственного становления. Тогда я буду действительно главной фигурой, а детей можно принимать как противостоящую моим высоким педагогическим намерениям силу, которую надо подавлять и подчинять, чтобы им же самим не стало трудно в будущем. Но мне не хочется быть такой главной фигурой. Я стараюсь внушить детям желание стать моими соратниками в своем же обучении и воспитании, вместе со мною стать творцами урока и, стало быть, самих себя. По моему убеждению:

Действительно гуманная педагогика — это та, которая в состоянии приобщить детей к процессу созидания самих себя.

Так кто же в этом процессе будет главным? Главными будем все мы, как единые по своей цели, — и я, и мои воспитанники. Но мы будем не фигурами, пусть даже сверхглавными, а людьми, личностями. Фигура и личность — это разные вещи, фигурой можно играть, но с личностью нужно считаться.

Раньше, когда я считал себя главным, мне не надо было думать о действительной жизни детей на уроке. Этот вопрос и не возникал у меня, потому что мне надо было думать о своей жизни, а не о жизни «второстепенных» участников организованного мною процесса. Теперь же я озабочен именно этим вопросом: как сделать, чтобы на уроке состоялась совместная, обязательно трудная, но радостная жизнь. Конечно, я буду вести их в мир знаний и человечности. Но раньше я заставлял, принуждал их гнаться за мной, силой тянул их за собой. А теперь я ищу пути так вести их в этот же самый мир, чтобы они весело и шаловливо обгоняли меня, сами заглядывали в не познанные еще области этого мира — «а что там дальше?». Познавательная шалость — вот к чему я поощряю детей.

Шалите, дети! Просматривая заранее еще не изученные страницы ваших учебников, решайте задачи и упражнения, которые я еще не задавал вам! Спрашивайте, спрашивайте обо всем, что вас интересует! Приносите в класс детские энциклопедии и доказывайте и мне, и друг другу, что, оказывается, правы вы! Читайте книги, которые предназначены для более старшего возраста! Мастерите новые летательные аппараты, ну и что же, что не получится! Дело не в самих аппаратах, а в том, что вами движет шалость познавательная. Берите механические и электрические игрушки и разбирайте их. Конечно, взрослые рассердятся, так как после такой познавательной шалости собрать игрушку станет невозможно, но ничего, зато вы приобретете нечто более ценное, чем сама игрушка, — опыт, знания и умения. Такая ваша познавательная шалость не раз поставит меня в тупик, но что поделаешь? Зато я, как педагог, тоже научусь быть откровенным с вами: «Не знаю. Завтра буду знать!» Познавательная шалость — это искра вашей творческой жилки. И я уверен: чем больше увлечет вас познавательная шалость в детстве, тем сильнее вы пристраститесь к созидательной и преобразующей деятельности в взрослости. Обычными путями я, разумеется, не смогу справиться на уроке с вашей познавательной шалостью. Раньше я и не допускал на уроке такой шалости. Но теперь я предпочитаю входить с вами в эту азартную игру. И, если

мы в начале же урока сговоримся друг с другом о том, какой нам творить урок, какими нам быть на уроке, какие задачи решать, — тем самым мы станем единомышленниками в нашей познавательной шалости. Какой же я главный в этой игре? Я просто ваш «старший товарищ, богатый опытом и знаниями»...

На доске — 5 учебных задач.

В подготовительном классе я показывал детям упражнения, примеры и устно объяснял, какая нас ждет работа. Теперь же я их записываю, потому что дети уже умеют читать и могут осмыслить сами, что им предстоит сделать.

Учебные задачи и упражнения этого тысячного урока записаны на всех трех досках (см. рис. на стр. 48, 49).

— Нравятся вам задания?

— Интересные, хорошие!

Я закрываю занавесками все, кроме учебных задач.

— Итак, задачи на догадливость! Не ошибитесь в вычислениях! Ответы будете нашептывать мне на ухо! — Я понижаю голос, шепчу. — 3 петуха могут разбудить 9 человек. Сколько человек разбудят 9 петухов? Даю 30 секунд на размышление!

Сразу потянулись первые руки.

Спешу к Сандро.

— 9 петухов могут разбудить 81 человек! — шепчет мне на ухо мальчик.

— Нет! — шепчу я ему в ответ и перехожу к Ии.

— 18!

— Нет! — шепчу ей тоже.

— 27! — нашептывает мне Магда. — Один петух будит троих, 9 петухов разбудят 27 человек!

— Ты забываешь, в чем мы упражняемся!

Вова, Магда, Тамрико шепнули мне то же самое (27), объясняю каждому из них, в чем состоит суть упражнения. И вдруг почти у всех все моментально проясняется, ребята зашумели и упорными движениями рук начали призывать меня к себе.

Зурико обхватывает меня, прижимает к себе, касаясь губами моего уха и шепчет: «Если эти люди живут по 3 человека и в отдельности друг от друга, то каждой группе хватит одного петуха, а если они живут все вместе, опять им хватит одного петуха»...

1-я доска

2-я доска

3-я доска

Ника. Один петух может разбудить все село, весь город...

Вахтанг. Нельзя же так, чтобы кукареканье одного петуха будило только троих, а все остальные продолжали спать, пока не закричат другие петухи тоже...

Эка. Эта задача будет правильной только в том случае, если добавить, что каждые 3 человека привыкли просыпаться лишь от крика своего петуха...

Русико. 9 петухов будут кричать так громко, что могут разбудить многих...

А Майя говорит вслух: «В этой задаче мы должны были догадаться, что в ней главное не само вычисление, а несоответствие ее содержания действительности. Если следовать только условиям, то 9 петухов должны разбудить только 27 человек. Но, чтобы будить все село, хватит и одного петуха!»

Илико обязательно хочет что-то добавить.

— Будет кукарекать 1 или 9 петухов, это ничего не значит. Они смогут разбудить стольких людей, до скольких донесется крик, не считая глухих!

Этот ответ нравится большинству.

— Вторая задача на сообразительность! — говорю я резко, дети сразу стихают. Я опять понижаю голос. — На ее решение даю две минуты... Цапля, когда она стоит на обеих ногах, весит 7 килограммов. Сколько она будет весить, если станет на одну ногу?

Быстро направляюсь к Нии.

— Три с половиной килограмма! — шепчет мне девочка.

— Нет! Подумай еще.

Но в это время класс загудел, дети выкрикивают:

— Столько же... 7 килограммов.

— Будет она стоять на одной или на двух ногах, вес цапли не изменится...

— Согласен! — говорю я детям. — А теперь...

Мой тон при произнесении последней фразы сообщает детям, что мы переходим к другой работе, поэтому мой улей сразу стихает.

— А теперь... Будем упражняться в сложении и вычитании. Назовите двух товарищей, которые выйдут к доске!