Как живете, дети?
Шрифт:
«Мы должны повторить вашу большую жизнь,
быть такими же сердечными, как вы!»
И мы начали коллективно осмысливать каждое слово. В течение 35 минут урока мысль эта постепенно усовершенствовалась. Кто-то сказал, что Мы должны повторить звучит как-то неэтично, похоже на хвастовство. Первую часть написанною на доске мы изменили так: В нас должна повториться ваша большая жизнь... Вместо слова большая кто-то предложил славная. Слово это понравилось всем, потому что «жизнь может быть длинной, но не славной, и она может
«В нас должна повториться ваша славная жизнь,
биение вашего сердца!»
Полученное аккуратно переписали на другой доске и начали выяснять, какие чувства и мысли мы вложили в него. Затем поручили нашим лучшим художникам оформить плакат. Этот плакат и вешает сейчас Сандро. Плакат действительно красивый. Дети смотрят, любуются, читают вслух:
«В нас должна повториться ваша славная жизнь,
биение вашего сердца!»
В коридоре группа мальчиков готовит выставку рисунков. Выставка радостная: дети нарисовали себя вместе со своими самыми добрыми и любимыми людьми. Названия картин передают всю гамму содержания выставки: «Прости, пожалуйста!», «Расскажи сказку!», «Пойдем гулять!», «Очень-очень прошу!», «Мы секретничаем», «Мои защитники», «А что у тебя в бороде?», «Орденоносец», «Первые морщинки», «Какое у тебя сердце?» и т. д.
Потом мальчики выносят парты в коридор, приносят стулья. Девочки подметают пол, чистят подоконники.
Ния заканчивает оформление своей стенной газеты, дети прикрепляют газету на стене.
Нато уединилась, она стоит у окна и что-то шепотом повторяет.
Тея и Георгий подходят то к одному, то к другому: уточняют программу выступлений, они сегодня выполняют роль ведущих.
Котэ репетирует на пианино. Он сочинил свою песенку, многие подпевают ему, не отрываясь от своих дел.
Марика пытается поправить на стене рамы с фотографиями, она встает на стульчик, но все же недостает до рам и зовет на помощь Ираклия. В это время почему-то многие обернулись в сторону выставки фотопортретов и начали подсказывать Ираклию, какие поправить рамы, как поправить.
Эту выставку мы создавали постепенно. На первой фотографии, которую мы выставили два месяца тому назад, — моя бабушка. Ее портрет висит в центре: лицо — как высохший персик, улыбка — как раскрытая душа, глаза — как глубокие раны, а из губ приоткрытого рта как будто слышится благословение столетней женщины: «Живите трижды дольше меня, дети мои!..»
Я недавно приехал из деревни, куда ездил, чтобы повидаться с бабушкой. Приехал удрученный: настоящее, соприкоснувшись с прошлым, причинило мне боль и горечь. Был понедельник. Дети заметили («Шалва Александрович чем-то опечален!») и начали расспрашивать: «Что с Вами случилось?» Мне так хотелось услышать слова сочувствия, что взял и рассказал детям о моей бабушке, о моей печали. «Понимаете, — говорил я детям, — я открыл калитку и вошел во двор. В этом дворе провел я свое детство. Здесь по вечерам дедушка стелил свою бурку, мы ложились на нее, смотрели на звезды и говорили долго долго. Бабушка выносила нам фрукты, тоже садилась на бурку и начинала проклинать фашистов. А когда однажды над нами совсем близко пролетел немецкий самолет и выбросил прокламации, бабушка начала бросать ему вслед камни, а каждую прокламацию тут же топтала ногами... Вот я открываю калитку и вхожу во двор моего детства. Бабушку я не видел почти год. Я знаю, что она тяжело болела... Вхожу и вижу: стоит она, моя любимая бабушка, во дворе и смотрит куда-то вдаль. „Бабушка, — говорю, — здравствуй!“ Она поворачивается в мою сторону и начинает искать меня руками в воздухе.
„Кто ты?“ Я удивлен. „Это же я, бабушка, разве не видишь?“ — и прижимаю ее к сердцу, целую. Она своими огрубевшими от постоянного труда и иссушенными от возраста пальцами ощупывает мое лицо и смеется. „Это ты, сынок?! Это правда ты?!“ — и не верит своим пальцам. Почему пальцам? Это я узнал чуть позже: потому что она ослепла во время болезни... Ну, скажите мне, ребята, ведь виноват я, что не навещаю почаще свою любимую
После этого мы заговорили о наших бабушках и дедушках.
Какое у них сердце?
Как любят они нас?
Как они проявляют свою преданность к нам?
Почему нам так интересно и радостно быть с ними?
Какими порой бываем мы по отношению к этим добрым и ласковым людям?
Знаем ли мы их хорошо?
Какой они прошли жизненный путь?
Эти вопросы не давали нам покоя.
Устроить встречу с нашими бабушками и дедушками? Хорошая идея. Но давайте не будем спешить, давайте сперва изучим их, познаем их сердце и сами тоже научимся быть заботливыми, ласковыми внуками и внучками! Надо еще знать, кто они, наши бабушки и дедушки, какую они прошли жизнь. Все это надо делать так, чтобы они и не подозревали о наших намерениях. Надо еще узнать и о тех бабушках и дедушках, которых уже нет в живых, ведь они наши предки!..
«Не умирай!»
Вы уже собрались, дорогие добрые люди? Так рано? Какие вы все молодые и красивые, нарядные! Вы хотите знать, где ваши внучата? У них дела. Они скоро придут. Они оставили меня одного с вами занять вас до их прихода. Может быть, раз вы уже все в сборе, начнем первую часть нашего урока? Тогда попросим старейшую из вас позвонить в эти колокольчики...
Ну как, дорогие добрые люди, изменилось ли что-нибудь в ваших взаимоотношениях с внуками и внучками за эти два месяца? Не радуют ли они вас больше, чем обычно? Могу представить, как они пристают к вам: «Расскажи о себе, о своем детстве... Расскажи о твоей работе... У тебя есть ордена? Где они? Расскажи о них... Скажи, что тебя радует, что огорчает... Расскажи, каким ты был в детстве...» Вы, наверное, удивлены, почему дети вдруг так заинтересовались вами? Это потому, что о каждом из вас нам надо узнать побольше, вы — как раскрытые книги жизни для моих детей. «Прочтут» они одну, другую страницу этой книги, поразятся, восхитятся их содержанием и поспешат в школу, чтобы с чувством гордости пересказать «прочитанное», ставшее уже частью их жизни.
Мы изучаем вас, проникаем в вашу душу. Можете ли поверить: за эти два месяца, могу утверждать, ваши внуки и внучки прониклись к вам нежной, осознанной, заботливой любовью. Может быть, они и впредь будут шалить, проявлять непослушание, но, уверен, ваше воспитательное влияние на них усилилось в 2—3 раза. Я рассказываю им, как навещаю свою бабушку, как она себя чувствует, как она медленно сохнет и гаснет, испуская лучи доброты и великодушия. Рассказываю о том, как воспитывали меня дедушка и бабушка. Они же рассказывают мне и друг другу, как обнаруживают в вас все новые и новые черты удивительного, неповторимого великодушия, человечности. Вот я написал неотправленное письмо своей бабушке и прочел им. В нем я вспоминал о действительных событиях, о том, как однажды шип акации вонзился мне в ногу, как опухла нога и как бабушка в течение длительного времени не спала по ночам, чтобы успокоить меня. Ой, как ей хотелось тогда взять на себя всю мою боль и страдание! Дети поняли, что бабушки и дедушки любят своих внучат самоотверженно. Они вспоминали множество примеров из своей жизни и тоже решили написать вам письма. Они лежат в пакетах, приготовленных ими для вас. В них вы найдете посвященные вам сочинения ваших внучат, книжки о вас, рисунки, связанные с вами; там лежат еще клятвы верности — каждый ребенок готовил его вам секретно — для своего дедушки, для своей бабушки.
Понимаете ли, дорогие добрые люди, детям надо помочь узнать, почувствовать своих близких людей. Конечно, каждый из них любит вас, но эта любовь пока ограничена обилием тех удовольствий, которые вы им доставляете. Спросите младшего школьника, почему он любит свою бабушку, своею дедушку, и вы услышите: «Потому что покупает мне игрушки, водит в кино, в гости...» Надо помочь детям увидеть за этими удовольствиями сердце бабушки и дедушки. Тогда их любовь к вам озарится чувством благодарности и уважения. То, чем я был занят с детьми последние два месяца (привлекая и вас через своих ребятишек — ваших внучат), сегодня произойдет в нашей классной комнате. И это, как я полагаю, есть помощь детям познать вас и самих себя тоже.