Как живется вам без СССР?
Шрифт:
И в чем были различия людей тех эпох, которые не позволяли бы молодым безмятежно любить друг друга, чтоб при этом не огорчать родителей? Кому они поклонялись? Куда подевались повести о всех Ромео и Джульеттах той далекой эры?
Узнать уже не получится. От того прошлого История убежала давно и опрометью. А что нынче? Что впереди?
Внуки у нас классные, каждый — с айфоном. В метро они не глядят по сторонам, а, уставившись в экран, сосредоточенно гоняются за какой-то лишь им понятной целью, которая в виде того же динозавра бесконечно бежит по экранным лугам. Куда? Зачем? Только жаль, что без нас. Мы бы эту цель подсказали: рай — он только там, где ты его сам создал. Бежать в его поисках далеко — бесполезно. Рай — там, где ты живешь, как Бог,
Но в реальной жизни планшеты отодвинули наших внуков от нас навсегда. Как отнесло когда-то первых изобретателей телескопа от босоногих жителей пещер. Успехи новых технологий разделяют поколения не меньше революций. Так же бесцеремонно и жестко. И внуки едва слышат нас теперь сквозь заглушки новых смартфонов. Мы для них — забывшие… умереть. Они для нас — отвернувшаяся надежда. А История для моего поколения — уже внезапно свернувшая задувал. И детей наших туда же утащила. И внуков подманила. У каждой эпохи ведь свои камешки-сверкачи.
Вот и стоим мы посреди огромного и пустого пространства в полном недоумении, куда же прошлое делось? Наше или чужое, прошлое других поколений? За какие деревья эпохи убрались, в какой овраг упали, в какую черную дыру уволокло даже дым от них? Ау, где вы, ребята прежние?
Нелегко-таки переносить ситуацию, когда поколения теряют общность, и получается, что мы и наши маленькие дети, а потом и внуки жили на одном поле, а когда они выросли, их выстроили — на другом. И докрикиваться надо нынче каждый день. Но у них уже другой язык, видят они теперь как-то иначе, символика их флагов и душ иная… И солнце их уже любит больше, и луна серебрит на черном куполе ярче. И звезды к ним теперь поворачивают весь ночной склон. Любуйтесь, это ваш мир! Вот какой вам подарок!
— А мы как же? — хочется удивленно спросить Вселенную, но она молча поворачивается к нам уже угасающим боком, от которого еще отрываются и бегут к нам два-три протуберанца, но они теперь не согревают душ, не выстилают теплом и добром далекие тропки. Мы видим лишь легкие штрихи от былой яркости жизни. И судьбы наши тихо и незаметно уходят в обидную бесконечность. Из которой можно еще видеть Землю, такую глупую, суетную, но дорогую, как дорог всякий, даже холодный, но собственный дом.
А там… в бесконечности, мы все-таки будем жить. Потом, конечно, опять наступит момент, когда и из этого пространства тоже надо будет уходить… куда-то еще дальше. К следующим, терпеливо ожидающим нас сферам. К таким же ярким и светлым, как и Земля. И там надо будет строить, работать, писать. Чтобы идущие за нами дети и внуки приходили не в дикий, неосвоенный сегмент холодного до дрожи Космоса, а в уже подготовленный нами для них мир, более теплый и комфортный, чем тот, в который когда-то двинули во Вселенную самые-самые первые… еще дикие и непричесанные люди. Ведь они туда добирались под литавры жутких кликов из первобытных лесов, спрыгивали со звериных спин, улыбались, потягивались, щурились на свое новое голубое Солнце, любовались красной вокруг водой, радовались фиолетовой почве. А, построив землянку, в часы теплых сумерек с удовольствием поглядывали на Землю и время от времени восклицали:
— Нет, ребята, вы только гляньте, мой Ванюшка уже на колесе там шпарит. Вот это да, может, и нас потом покатает!
— Он что, с колесом в нашу галактику NGC 6384 прибудет?
— Конечно! Мы ее уже обустроили. Почему бы и нет?
Второй внук Димка в это время что делает? Он кормит с ложечки сына и приговаривает: «Ешь за бабушку, ешь за дедушку. Знаешь, они у меня какие были! Вот бабушка, помнится, говорила: ленивых — на гвоздик вешают, и мультики им потом не показывают».
Нет! Слова наши на земле будут долго еще между листьями витать. Память, эта яркая субстанция веков, еще долго будет мерцать мудростью на страницах написанных нами книг и писем, а глаза нашего поколения будут строго и с любовью следить из далеких пространств за любимыми внуками. И в этом,
Еще будем мы вовремя предупреждать своих близких о грядущих несчастьях, как кто-то некогда пятым чувством в трагические моменты наших жизней являлся и к нам.
Нас берегли, и мы, конечно, будем их беречь. Коль попали они в этот бесконечный, будто колесо, мир.
Так что наша ситуация в ритме вечной заведенности жизни, моя дорогая подруга, когда нет у тебя лишь хорошей и дорогой стоматологии, но много в душе такого, что непременно обещает включенность в Бесконечность, не есть худшая. На Млечных путях, в потоках метеоритных брызг твоя улыбка будет выглядеть куда лучше, чем самая привлекательная, хоть и голливудская, но злодейская ухмылка главы бандформирования!
Вселенная простит нам этот промах. Не придется тебе, Лида, пугливо прятаться за углом планеты Венера.
На радость многочисленным потомкам, которые хоть на мгновение, но оторвутся-таки от своих планшетов и гаджетов, чтобы после бешеной суеты своих жизней отойти душой и задумчиво глянуть на Небо, они увидят, что в этот момент перед их глазами по черному куполу огромной Вселенной неспешно плывешь ты — новой яркой Звездой.
«С ЛЮБОВЬЮ. ТВОЙ ХАДИ»
«Моя дорогая! Я в Мумбай, — писал Хади после отъезда. — Здесь узкие и грязные улицы, не то, что в Москве. И женщины не такие красивые, как ты. Они усталые, все время с тяжелыми сумками в руках. Но гостиница хорошая, у моря. В Индии проходит конференция, на которой обсуждаются проблемы строительства ториевых станций.
Они такие же, как атомные станции, только на последнем этапе нет оружейного плутония, из-за которого столько конфликтов между странами. Ядерную бомбу от отходов ториевой станции не создашь. Значит, спокойнее будет на земле.
Вечерами я разговариваю с тобой. Все тебе рассказываю, даже мелочи.
Ты меня слышишь? Постарайся быть крепкой и веселой до ста лет.
С любовью.
«Сегодня друзья меня пригласили в ресторан, — писала в ответ Анна. — Они организовывают концерты в ресторанах. Это куда лучше, чем петь в переходе метро, как нынче делают некоторые неустроенные люди.
Я не пела, конечно, а сидела за столом с блинами.
Включили полусвет. Молодая женщина негромко исполняла песню под мелодию танго, и я подумала: вот нам с тобой как-нибудь оказаться бы в такой стране или в таком городе, чтобы мы могли, обнявшись, медленно двигаться в танце, и чтоб никто, абсолютно никто не обращал на нас внимания: ни черные люди, ни белые, ни желтые. Такого у нас с тобой еще никогда не было.
Как жаль, что нам выпали недожитые жизни. Да еще на глазах других людей ты не можешь взять меня хотя бы за руку.
Кто бы мне ответил, когда исправятся люди?
Целую.
«Здравствуй, Анна! Наконец-то я вернулся домой. У нас становится прохладнее. В университете начинаются занятия. У меня лекции, консультации… Иногда покупаю из зарплаты тетради своим студентам, так они бедны. Очень благодарен тебе за то, как ты встретила меня в Москве».
«Добрый день, Хади! Я получила письмо из Бразилии. Там весна, представляешь? Все цветет. Вот бы нам с тобой туда полететь! Куда-нибудь — вдвоем…
У нас в печати нет никаких известий о твоей стране, только на частных сайтах можно прочитать о том, что у вас война, все по очереди бомбят друг друга, значит, по-прежнему погибает много людей.