Каким его запомнили
Шрифт:
Анечка опустилась на табуретку, подняла невидящие глаза на мужчин. Та же, что и в прихожей, блаженная улыбка расплылась на ее губах.
– Опять!-крикнул приятелю Игорь Николаевич.
– Что с ней, Колька? Воды! Струю пусти холодную, сильнее!
– Закройте кран, Коля,-расслабленным голосом произнесла Анечка. Она вновь вернулась к действительности.
– Ну вас к черту, ребята. Что вы всполошились? Ничего со мной не случилось.
– Как это ничего?
– вскричал Игорь Николаевич.-Да тебя словно подменили! Опять она улыбается этим манером, Колька!
– Ну улыбаюсь, -
– Ну и что? Если бы вы видели этого человека! И не нужно меня ни о чем спрашивать, ладно? Договорились? умиротворенно ворковала она,сияя глазами.
Игорь Николаевич таращился на жену, приоткрыв рот.
– Какого человека? Какие тут еще человеки? Видите ли-не расспрашизать ее! Ты, вопервых, почему так поздно явилась, а? Говори, что за человек, я из него лапшу сделаю!
– Ну будет...
– легко вздохнула жена.
– Не надо, Игорь.
– Шуточки кончились!
– решительно проговорил Игорь Николаевич.
– Или ты сейчас же все объяснишь, или я за себя не ручаюсь. Тертум нон... этот... В общем, третьего не дано!
Он твердо уселся на табурет напротив жены. Анечка же, глянув на мужа, улыбнулась ему и потрепала его выпяченный подбородок.
– Ладно,-сказала она,-слушайте. Маринованные огурцы и порошок, - она кивнула на сумку,- я купила на Кругликова, а капусту мне в перерыв Сусанна принесла. Ну вот. А эти арбузы я брала возле метро: очередь, смотрю, не очень большая, дай, думаю, возьму, дотащу как-нибудь... Взяла я все и поперла. Тащу и думаю: дура ты дура! Ну купила бы один, так нет жепожадничала! Дошла до Доброхотовскоц-совсем руки отнимаются, и главное, грязь кругом: не поставишь, не передохнешь. Все, думаю, не могу больше, сейчас брошу! И вдруг, - Анечка качнулась, приблизившись к слушателям,-вдруг стало мне совсем легко. Понимаете? Такое впечатление, что у меня в руках ничего нет. Никакого груза! Я даже споткнулась от неожиданности, испугалась. Остановилась, смотрю на сумку, на арбузы: все в руках. Пошла дальше-ну не чувствую тяжести, и все тут! Опять остановилась. .. И тут слышу я смех за спиной, - продолжала рассказ Анечка.-Слышу, смеется кто-то, негромко. Обернулась, вижу: шагах в двадцати сзади мужчина, смотрит на меня и улыбается. "Все, - говорит, - в порядке, сударыня! Не пугайтесь, это я вам помогаю.
Только, - говорит, - вы не стойте, пожалуйста, а то я тороплюсь". И на часы глянул. И я ему сразу поверила! Поверила, что он мне помогает! И пошла. Обернусь, а он сзади, пройду, обернусь-он сзади! И улыбается. Всю длиннущую Доброхотовскую... А возле почты, где мне к дому поворачивать, он и говорит:
"Извините, вам, наверное, уже близко, а я, ей-богу, опаздываю. Дальше вы как-нибудь сами. А мужу, - говорит, - арбуза не давайте!" Засмеялся, повернулся и пошел в обратную сторону. И тут, ребята, я опять свои сумки почувствовала. Ну, словно мне их кто-то возвратил. Понимаете? Нес, нес, а потом отдал...
– Та-ак!..- протянул Игорь Николаевич.
– Вот они, значит, отчего, твои улыбочки. Все понятно. Подскочил, значит, сумочки принял: разрешите, мадам, сумочки донести... Тоже мне, тимуровец!
– рявкнул муж.
–
– Кабы он их нес, все элементарно было бы. А тут он будто от себя мне что-то передал, понимаете? Ничего не предлагая, никакой моей просьбы не ожидая. Он вроде бы...
– Анечка не договорила и, закрыв глаза, медленно покачала головой.
Приятели переглянулись. Николай Петрович с непонимающей гримасой пожал плечами.
– Ха!-саркастически хмыкнул муж.-Психологический допинг: глянула моя женушка на мужика прохожего, и силушки ее удесятерились. Как в сказке-крылья выросли!
– Выросли,-согласно кивнула жена,как в сказке. Только силы-то у меня остались прежними. Просто он мне помогал, одаривал помощью...
– А собой-то он каков?
– настырничал ревнивец.
– Красавец, небось? Молодой-плечистый?
Анечка задумалась на миг, покачала головой, улыбнулась печально:
– Не знаю... Какой? Даже и не скажу тебе, Игореша. Он необыкновенный, вот и все. Необыкновенный, понимаешь? Вот я - обыкновенная, и ты, милый, не сердись,-обыкновенный, и Коля тоже. Все мы... А он... Ах, не объяснить мне этого!
Анечка встала.
– Наверное, я никогда больше его не увижу, - проговорила она, взяв потрясенного мужа за руку и глядя ему в глаза, - но я счастлива, что это было а моей жизни. Я счастлива. Счастлива!
Она рухнула на табурет и заплакала, уронив в ладони лицо.
Глава 3
Закон Хозяйственной Сумки
Геннадий Павлович Соловцев, тот самый взволновавший Анну Сергеевну человек, в тот же день, часов около восьми вечера, подходил к своему дому, мечтая об одном: очутиться поскорее в квартире, скинуть куртку, разуться и полежать, не шевелясь, хоть часок, ну пусть хоть полчасика.
Устал он сегодня что-то больше обычногокак весь этот необычный месяц. Да, как началось с утра десятого, так и пошло, как говорится - чем дальше, тем интереснее...
– Дядя Гена, а, дядя Гена! Дядя Гена, подсадите!-услышал он отчаянный призыв и оглянулся в сторону детской площадки. Там среди песочниц, качалок и прочих Малышевых сооружений высился турник, рассчитанный на взрослый рост. Возле этого турника толпились мальчишки, а самый маленький из нихМишка, старый знакомый Геннадия Павловича, и взывал к нему.
Геннадий Павлович подошел к ребятам.
– Что тебе, Михаил?
– Подсадите меня на турник, дядя Гена,попросил Мишка.
– А то мне не допрыгнуть, а они не подсаживают и по столбу влезать не дают!
– И не подсадим!
– забасил самый рослый из мальчишек.-Мы тут с Валькой на спор подтягиваемся, по три попытки у каждого, а тебе, слабаку, в жизни не подтянуться. Будешь болтаться, как сосиска!
Компания обидно захохотала. У Мишки на глазах навернулись слезы.
– Еще неизвестно, кто сосиска! Подсадите, дядя Гена!
– Погоди, Михаил, не горячись,-положил ладонь на его белобрысую макушку Соловцев.
– Сколько у тебя лучшая попытка?
– спросил он рослого мальчишку.
– У Сашки-шесть!-хором ответила компания.