Какое надувательство!
Шрифт:
Глаза Хилари расширились, и несколько секунд она не отвечала. Левая рука ее подползла к вазе с фруктами, стоявшей между двумя серебряными подсвечниками, и отломила кисточку винограда. Затем отщипнула одну виноградину и начала чистить, вспарывая длинным ногтем кожицу и отделяя ее от лиловой мякоти.
— Мы раньше не встречались? — внезапно спросила она.
— Нет, — ответила Фиби. — Нет, не думаю. А что?
— Мне просто хочется выяснить, — проговорила Хилари, покончив с одной виноградиной и начав препарировать следующую, — с какой это стати вы считаете себя в курсе моего мнения.
— Я вам вот что скажу, —
— Я сужу лишь по тому, что однажды прочла в вашей колонке, — ответила Фиби. — Когда кто-то — какой-то бизнесмен или вроде того — заплатил сотни тысяч фунтов за Ротко для своей коллекции, вы вполне определенно высказались, что это, мол, выброшенная на ветер куча денег и уж лучше бы он их пустил на строительство школ и больниц.
Повисла пауза, затем Хилари слегка придушенно произнесла:
— Она действительно говорит замечательнейшие вещи, — и посмотрела на Фиби. — Видите ли, это просто газетный мусор. Я не высекаю этого на каменных скрижалях. Кроме того, у колонки — миллионы читателей. Вы же не думаете, что я стану делиться своими убеждениями — тем, что поистине мое, — со всеми этими людьми, правда?
— Мне казалось, что как раз в этом все и дело.
— Есть такая штука, как реальный мир, — сказала Хилари. — Вы о ней слыхали? — Она не стала дожидаться ответа. — Понимаете, мы же все не можем вдруг решить, что хотим быть художниками, сидеть в какой-нибудь башне из слоновой кости и выпекать картинки, когда на нас стих найдет. Некоторым приходится работать на заказ, сдавать работы в срок и заниматься другими подобными мелочами и пустяками. Вероятно, вам просто нужен урок: каково сидеть перед клавиатурой, когда требуется написать пятьсот слов, а редакторы ждут их через полчаса.
— Я не зарабатываю живописью на жизнь, — ответила Фиби. — Я патронажная сестра. Спросите у любого, кто занимается этой работой, и они вам расскажут о трудностях все.
— Я сейчас приведу вам пример настоящих трудностей. — Хилари уже добралась до четвертой виноградины. — Трудности — это когда вас загнали в какой-нибудь отель посреди Кента с тремя сотрудниками и факсом и вы должны к утру четверга сдать план публикаций на всю осень.
— Возможно, — сказала Фиби. — Но с таким же успехом трудности — это когда в кошельке двадцать фунтов, которые нужно как-то растянутьдо конца недели. Или когда понимаешь, что беременна, через два дня после того, как муж потерял работу. С такими проблемами я сталкиваюсь каждый день, и этих людей даже не утешит мысль о том, что решения, которые им следует принять, попадут в колонки светской хроники или как-то повлияют на чью-нибудь еще жизнь.
Улыбка расплылась по лицу Хилари, и она повернулась к брату:
— Дорогой мой, она просто бесценна. Я в самом деле должна тебя поздравить. Как ты ее нашел? Ты ведь понимаешь, что заполучил, правда? Тебе удалось отыскать, я полагаю, подлинную, старомодную, закоренелую социалистку в розовых очках. Такие сейчас — ужасная редкость. И ты большой умница, раз тебе удалось поймать это существо и привезти сюда. В смысле,
Родди вскочил на ноги.
— Так, Хилари, довольно. Оставь ее в покое.
— Поздновато рыцаря из себя строить.
— Ты ведешь себя мерзко.
— Она ведь не ляжет с тобой в постель, знаешь? Мне кажется, это довольно очевидно.
Родди повернулся к гостям.
— Я должен попросить прощения за свою сестру. Очевидно, у нее выдалась трудная неделя, но дурных манер это не извиняет. Мне кажется, все согласны с тем, что они отвратительны.
— Я не очень смыслю в манерах, — сказал Конрад.
Хилари обхватила его рукой и поцеловала в щеку.
— Конрад ни в чем очень не смыслит, кроме самолетов и траха. — Она встала и, взяв его за руку, легонько потянула за собой. — Мне кажется, пора проверить его умения во второй области. А вам — спокойной ночи. — И добавила, обращаясь к Фиби: — Для меня это был полезный урок, дорогуша. Я бы не отказалась от него ни за что в жизни.
Они вышли, Родди и Фиби какое-то время сидели молча.
— С вашей стороны это было мило, — наконец сказала она. — Спасибо.
Родди взглянул на нее, видимо стараясь отыскать в ее словах скрытую иронию.
— Простите?
— Защищать меня. Можно было этого и не делать.
— Ну, знаете ли… Она переступила все границы.
— Похоже, она не очень высокого мнения о том, зачем вы меня сюда пригласили.
Родди смущенно пожал плечами:
— Возможно, она права.
— Так каков план?
— План?
— Я с вами сплю и получаю — что? Участие в коллективной выставке? Персоналку? Обо мне напишут в газетах? Я познакомлюсь с толпой богатых и влиятельных людей?
— Мне кажется, вы немного опережаете события.
— И — один раз или регулярно?
Родди подошел к камину, где два хилых бруска электрического пламени изо всех сил старались одолеть смертельный холод столовой. Казалось, он сейчас разразится речью.
— Конечно, вы совершенно правы. — Слова давались ему с трудом. — Мне, разумеется, хотелось переспать с вами — то есть какому мужчине в здравом уме этого не захочется, правда? И я знал, что… убедить вас мне удастся, только предложив помощь с вашей карьерой. Что я определенно сделать в состоянии. Но дело в том… — он неловко рассмеялся и запустил пятерню в волосы, — то есть как бы ни было неприятно признавать, что болтовня моей сестры может как-то повлиять, но… слушая ее разглагольствования, я вынужден был осознать, что мои предположения и даже моя самонадеянность были решительно… В общем, все это показалось мне вдруг ужасной дешевкой. И я почувствовал, что должен перед вами извиниться. Мне действительно очень жаль, что я приволок вас сюда под… ложным предлогом.
— Вы наверняка считаете меня наивной дурочкой, — сказала Фиби, тоже подходя к камину, — если полагали, что я ничего не заподозрю.
— Тогда зачем вы поехали?
— Хороший вопрос. Можно мне сказать вам две вещи? — Она оперлась о каминную полку и стояла неподвижно, лишь изредка поворачивая голову, чтобы встретиться с ним взглядом. — Во-первых, хотя я действительно убеждена, что вы ничего не смыслите в искусстве, ваше влияние ему только вредит, а от манеры вести дела смердит до неба, я не считаю вас совершенно непривлекательным.