Какого цвета небо
Шрифт:
Венка и Лена смотрели на меня, наверняка не знали этой эпиграммы Маршака.
– Есть еще и такие примитивы, которые
– А что? – перебил ее Венка. – Благосостояние сейчас на таком уровне, что наличие мотора в семье…
Татьяна перебила его:
– Подожди, Вена-Веничек, дай закончить эпиграмму! – Помолчала, глядя на ждущих Лену и Венку, вздохнула тяжело:
Тот покупает машину «Москвич» Или ходит пешком… как Чехов.Лена засмеялась:
– Как Чехов, Веничек, как Чехов!…
Из всего сказанного и мной, и Татьяной уловила, к сожалению, только одну деталь – автомобиль: у Венки он есть, а у Чехова – не было, но Чехов остается Чеховым!
– Эрудиты! – насмешливо проговорил Венка.
Глаза его все темнели, темнели, а желваки на скулах сделались тугими. Он посмотрел на меня, я тотчас встал в боксерскую позицию, изобразив на лице сложную комбинацию из умильной благоглупости и держимордовского величия. Татьяна и Лена смеялись вовсю. Их смех и довершил дело. Схватываться со мной в честном джентльменском бою Венка, конечно, не решился, поскольку в этой области у нас с ним уже имелся кое-какой опыт. А смех, как известно, перенести труднее.
– Ну, знаешь, Татьяна! – так это выразительно начал Венка. – После всего, что у нас было!…
– Это не для протокола, товарищи! – важно сказала нам с Леной Татьяна и с крайней заинтересованностью спросила Венку: – Простите, а что у нас было? Только покороче, если можно: товарищи приехали купаться.
– И загорать! – крикнула Лена.
– А также – играть в мячик! – не мог не дополнить я.
И вот здесь, откровенно говоря, возник момент, когда я уже подумывал, не пустить ли в дело кулаки. Венка буквально кос к носу подступил к Татьяне, а из трепещущих его ноздрей – богом клянусь! – явственно вырывалось огнедышащее пламя! То самое, к помощи которого прибегал еще дракон, так красочно представленный в народных сказках. Но воспоминание о предыдущей встрече с моими кулаками, видимо, было слишком свежим. Поэтому из намечавшейся борьбы Иванушки-дурачка с драконом за жар-птицу ничего не вышло. Венка предусмотрительно сделал шаг назад, по-мальчишески отчаянно выкрикнул:
– Всё, Татьяна, всё!
И такое у него было лицо, что мне стало жалко его.
– Прошу выражаться яснее! – сказала Татьяна. – Что вы имеете в виду под словам «всё»? Перестаем вместе готовиться к экзаменам или еще что-нибудь?
Только что все мы имели счастье лицезреть огнедышащего дракона, и тотчас, использовав сказочный прием чудесного перевоплощения, Венка предстал пред нашими очами в роли мягкого и беззащитного ягненка. Сказал Татьяне, даже пытаясь улыбнуться:
– Ну прости, погорячился!… Ты же знаешь мой характер.
– Внимание! – возгласила Лена. – У Венки Дмитриева, оказывается, имеется еще и характер!
– У меня тоже имеется характер, – сказала Татьяна, сложила руки на груди. – Поэтому ты, Вена, вернешь мне учебники, а также скажешь родителям, что я заболела. На дачу к вам я больше не приеду!
–
Вдруг схватила Лену
– Чего ж так стоять, пойдем выкупаемся, что ли?… – И все не мог согнать с лица улыбку.
– Знал бы ты, до чего же я тебя ненавижу! – хрипло выговорил он.
Я поглядел на него: чувство было искренним, сомневаться не приходилось! Взял его за руку, он качнулся, как пьяный, послушно пошел за мной. Не знаю, сколько мы прошли вот так, проваливаясь голыми ногами в песок. Я по-прежнему вел его за руку, как ребенка, а он послушно шел за мной.
Я как-то вдруг позабыл даже про всю эту выразительную сценку, помнил только о главном, что случилось наконец-то у нас с Татьяной! И одновременно ещё чувствовал неловкость и стыд за свое счастье. Поэтому сказал от смущения:
– А я вот ненавидеть, наверно, никогда не смогу выучиться.. И он вырвал свою руку.
Я вошел в воду, почувствовал ее освежающую прохладу, увидел вдали смеющиеся лица Татьяны и Лены. А вокруг было солнце, сверкающая, точно туго натянутая гладь залива, веселые голоса, загорелые тела, высокое-высокое небо… И осталось только смеющееся лицо Татьяны, а все остальное, связанное с Венкой, будто исчезло! Я только успел оглянуться назад, крикнул ему что-то ободряющее и – больше уже точно вообще не распоряжался собой.
Нырнул, проплыл слегка под водой, с удивлением, как всегда, приглядываясь к необычному, оранжево-зеленому подводному миру: в нем так и чувствуется своя, особенная жизнь. Вынырнул, разглядел торчавшие вдали головы Татьяны и Лены – они что-то весело кричали мне, – пошел к ним жадным, азартным кролем, как на стометровке. Выдыхал в воду, стараясь разрезать ее головой; когда хватал воздух широко раскрытым ртом, краем глаза успевал заметить радужную воду, а узкой полоской, над ней – небо; они, как двухслойная лента, стремительно бежали мимо меня. Даже Татьяна на время, даже думы о маме – все пропало, осталось только ощущение воды, движения и собственного тела.
Успел заметить лица Татьяны и Лены – они с откровенным, уважительным удивлением глядели на меня, – набрал побольше воздуха в легкие, ушел под воду, поплыл под ними. Татьяна и Лена торопились,. движения их были резкими и беспорядочно-порывистыми: я понял, что они не видят меня и боятся. Рванулся кверху, стремительно выскочил до пояса из воды между ними, загоготал на все побережье. Они тоже смеялись, что-то кричали мне, торопливо уплывая 'в стороны от меня. А я все еще не мог распоряжаться собой, будто внутри у меня по-прежнему ровно и мощно работал двигатель. Чтобы дать выход излишку энергии, я пошел дальше в море уже баттерфляем, потом просто саженками, потом на спине. И вот, кажется, чуть успокоился, во всем теле было ощущение силы и ровной, устоявшейся могущественности, как после хорошей разминки. Оглянулся: Татьяна и Лена махали мне руками метрах в трехстах к берегу от меня. И рядом с ними торчала голова Венки. Он-то, конечно, не махал мне, хотя я бы, к примеру, ничуть не удивился, если бы и он помахал. А Татьяна и Лена махали мне совершенно так, будто Венки вообще не было с ними рядом. Тогда и я махнул пару раз им в ответ, снова выскочил из воды до пояса, огласив побережье могучим ревом, снова кролем пошел к ним. И опять двухслойная полоска неслась рядом со мной, и опять было приятное ощущение стремительного и сильного движения.