Какой простор! Книга первая: Золотой шлях
Шрифт:
— Товарищи, не поддавайтесь провокациям золотопогонников, не покидайте родину!.. Красная Армия уже в Крыму. А на чужбине вас ждет неволя… Товарищ Ленин обещает амнистию всем белякам, добровольно сдавшимся в плен!..
— Застрелить бы его, смутьяна, а они слушают, раскрыли рты! — в сердцах сказал Кирилл Георгиевич.
С трудом он и Нина добрались до порта, забитого плотной толпой обтрепавшихся беженцев и солдат без оружия и погон. То здесь, то там поднимались над головами грязные кулаки. Люди с остервенением боролись за место на пароходе. Повсюду валялись выпотрошенные чемоданы, разорванные дамские платья,
У расщепленного снарядом баркаса, вытащенного на берег, валялись рядком в одном белье пять трупов. Вокруг шумела толпа, но живым не было никакого дела до мертвецов.
Змиев спросил у бородатого георгиевского кавалера, разрывающего желтыми зубами сухую тарань:
— Что за люди?
— Самовбивцы, пострелялись с перепугу…
— Вот она, матушка Россия! — пробурчал Змиев, с трудом протискиваясь к пирсу, у которого, наведя на толпу тяжелые стволы орудий, разводил пары «Капитан Сакен».
— Что ты сказал, Кирилл? — спросила Нина, кружевным платком вытирая пот со лба. Она попятилась, словно подошла к краю пропасти. — Слушай, я думала всю ночь. Давай останемся… Кирилл, давай останемся… Я же родилась здесь, я не хочу… Ну их к черту, этих англичан и турок… Ты слышал: рабочий говорил, что будет амнистия… С тобой ничего не случится, Кирилл, ведь мы никого не убивали, ты не военный, ты мирный человек, Кирилл…
Ожерелье давило ей горло, она рванула его, дорогие жемчужины посыпались ей под ноги, она не стала собирать их.
— Ты с ума сошла! — возмутился Змиев.
— У вас два пропуска, она не хочет ехать, продайте мне второй пропуск, плачу долларами! — Толстенький спекулянт с черными усиками на потном лице схватил Змиева за руку.
— Как хочешь. А я остаюсь! Я вернусь в Москву или Петроград и буду по-прежнему танцевать там.
Нина сбросила с плеч генеральскую шинель и, наступив на нее, повернулась и решительно, как в танце, почти паря над землей, пошла прочь.
С минуту Змиев, широко раскрыв глаза, глядел ей вслед. Она уходила от него навсегда. Кажется, он услышал, как кричит его сердце… Безумие! Эта женщина безумна!
— Нина, вернись!
Но Нина Белоножко уже пропала в серошинельной толпе. Только между головами мелькал порой ее лиловый воздушный шарф.
— Это равно самоубийству, — пролепетал спекулянт, цепкими пальцами держась за пальто Змиева.
— Что вам от меня надо?
— Пропуск!
Не думая о том, что делает, Кирилл Георгиевич отдал пропуск спекулянту и сунул в карман хрустящие бумажки.
Со стороны Гайдука с птичьим клекотом прилетели четыре снаряда, один ударил в гущу лошадей и людей, остальные упали в бухту. Два французских миноносца быстро снялись с якорей и, разворачивая орудийные башни, стали уходить на внешний рейд.
— Кирилл
Отдышавшись, Змиев услышал частые винтовочные выстрелы и пулеметную скороговорку. К пристани со стороны Мефодиевки с криками «ура» перебегали спустившиеся с гор густые цепи красных. Их еще сдерживал брошенный на произвол судьбы третий Дроздовский полк, самоотверженно прикрывавший посадку. Змиев знал — полком этим командовал сын его Георгий, которого он не видел больше года.
«Капитан Сакен» быстро отдал швартовы и стал отваливать от скрипящей деревянной стенки, покрытой зеленым бархатом водорослей. Два добровольца бросились в море, поплыли к миноносцу, моля взять их с собой.
— История — жестокая дама, — громким басом сказал Деникин, подойдя к иллюминатору, чтобы задернуть занавеску.
На берегу улюлюкала толпа, хлопали одиночные выстрелы. Брошенные на произвол судьбы солдаты стреляли по миноносцу; было убито и ранено несколько человек; за минуту до того они радовались, что им удалось выбраться из пекла.
Английская эскадра, уходя из бухты, дала залп по Цементному заводу, откуда местные рабочие стреляли из пулеметов по переполненным пароходам, спешно снимавшимся с рейда.
До боли в глазах Кирилл Георгиевич всматривался в разбегавшуюся толпу, надеясь еще хоть раз увидеть лиловый шарф. Но толпа, удаляясь, сливалась в одно темное расплывчатое пятно.
«Капитан Сакен» вышел из бухты, развернулся за пустынной Суджукской косой и, набирая ход, взял курс к берегам Крыма. Следом за ним, подняв королевские флаги, шла английская эскадра, а еще дальше — французские миноносцы.
Змиев плотнее завернулся в пальто, но не мог согреться: душа его окоченела. Он поймал себя на том, что стоит на корме и по-прежнему держит в руках круглую желтую коробку со шляпой балерины. Это было все, что осталось от нее. Не раз он думал, что эта связь, причинившая ему так много страданий, неизбежно оборвется когда-нибудь. Но мог ли он предполагать, что она оборвется так внезапно и так страшно? Нет, не любила его Нина Белоножко…
Кирилл Георгиевич болезненно улыбнулся и, чтобы навсегда освободиться от прошлого, оставленного на берегу, решительно швырнул коробку в зеленый бурун, пенящийся за миноносцем, над которым с криком летели чайки.
— Прощай, Нина!
Маленькая капризная женщина была ему дороже сына, который еще дрался в Новороссийском порту, дороже всей России.
На корме стоял офицер в морском кителе, держал у глаз цейсовский бинокль. Змиев бросился к нему.
— Дайте мне на минутку бинокль.
Офицер снял бинокль с шеи.
— Хотите в последний раз взглянуть на русскую землю?
— Мы держим курс на Крым, а Крым ведь тоже русская земля.
— А я полагал, что мы идем в Турцию.
Кирилл Георгиевич приложил бинокль к глазам, все еще надеясь увидеть Нину, но увеличительные стекла вырвали из толпы фигуру рабочего, похожего на механика Иванова. Рабочий снял со столба на пристани трехцветный флаг, разорвал его и, стащив сапоги, начал обвертывать ноги полотнищами флага, будто онучами.