Какой простор! Книга первая: Золотой шлях
Шрифт:
— Крым защищают офицеры русской армии, и брать его надо военными действиями, а не политическими, — сказал он. Потом внимательно посмотрел на Луку, как бы припоминая, где он мог его видеть, и неприязненно добавил: — Вопрос о сдаче я решать не уполномочен… Перекопа вам не взять. Катись!
Лука повернулся и, спиной ожидая, пули, медленно, напряженной походкой, ни разу не обернувшись, пошел к своим. Слишком много узнал и увидел он за короткий срок. И как тогда, на броневике, когда он впервые стрелял в человека, кончилось его детство, так теперь кончилось его короткое отрочество.
XLIII
Фрунзе
Однажды ночью, сидя в заставленном телефонными аппаратами школьном классе — приемной Фрунзе, — Лука услышал за дверью необычный шум. Кто-то настойчиво требовал проводить его к главнокомандующему.
— Здесь нет никакого главнокомандующего, — охрипшим голосом отвечал адъютант Фрунзе.
— Я хочу передать ему дуже ценные сведения. Я сам в Галиции воевал, так що я знаю, що вам треба.
— Ценные сведения передавай мне.
— Это, брат, не тыща карбованцев. Могу доверить сведения только самому главному коммунисту.
На шум с остро отточенным красным карандашом в руке вышел Фрунзе, сказал Лукашке:
— Кто там разоряется? Зови его сюда.
Лука вышел во двор, позвал. Вместе с недовольным адъютантом в класс вошел с ног до головы забрызганный грязью крестьянин лет сорока в коричневой свитке. Он сразу догадался, что Фрунзе тот самый человек, которого он ищет.
— Едва пробился через все ваши пикеты. Куда ни ткнусь, кругом задерживают, вымогают документы. А какие сейчас у мужика документы? Разве только по мозолям и можно угадать человека.
— Ну что ж, здравствуйте! — Фрунзе протянул крестьянину руку, тот крепко сжал ее пальцами.
— Я человек местный, хлебороб и рыбак, все тут в совершенстве изучил за долгую свою жизнь — и землю, и воду… Самое хлипкое место у белых — Литовский полуостров. Барон поджидает вас сбоку Турецкого вала и не ведает, что в Сивашском заливе есть броды…
— А вы знаете эти броды? — взглядом изучая крестьянина, спросил Фрунзе.
— Знаю и могу проводить солдат… На Литовском полуострове укреплений мало, и меж собой они не связаны. Так что, мил человек, головной удар наносить треба не по Турецкому валу, а на полуостров… Да и климат вам способствует. Морозы да штормы обмелили Сиваш, вот уже неделю северный ветер гонит воду из Сивашей в море.
— Пошлите разведчиков с этим товарищем — пускай они найдут броды через Сиваш и нанесут их на карту, — приказал Фрунзе адъютанту.
Простившись с крестьянином, он ушел в свою комнату, где — Лука знал — висела закрытая одеялом, разрисованная красным и синим карандашом подробная, сугубо секретная карта Крыма.
После неудачной атаки в ночь на 1 ноября командующий понял, что усилиями одной Перекопской группы, без согласованного наступления
Холода усиливались. Крепчал мороз. Разутые и раздетые красноармейцы кутались кто во что горазд. Спать приходилось на голой земле у редких костров, ибо вокруг не найти ни одного дерева, ни одного куста, ни одной хаты.
Накануне третьей годовщины Октябрьской революции Шестая армия приготовилась к генеральному штурму. В ночь на 8 ноября пятнадцатая, пятьдесят вторая дивизии и сто пятьдесят третья отдельная бригада пятьдесят первой дивизии в десятиградусный мороз, утопая в болоте Сиваша, под артиллерийским и пулеметным обстрелом двинулись в атаку, на Литовский полуостров. Люди на себе тащили орудия и пулеметы. Раненые сваливались в болото и так и оставались там, многие тонули; о тела красноармейцев, идущих вброд, билась холодная незамерзающая волна. Ветер поднимал дробную водяную пыль, настоянную на древних болотных цветах, забивал ею дыхание. Красные шли в атаку на Литовский полуостров, угрожая флангу и тылу расположенных на Перекопе частей. Простуженные бойцы сморкались, кашляли, чихали, покрикивали на лошадей, свирепо ругались. И хотя смерть поджидала их не на воде, а на берегу, все стремились пройти леденящую кровь воду и как можно скорей выйти на берег. А там уже умирали под огнем белых бойцы авангардных частей.
Небритый, похудевший, с провалившимися глазами, изнуренный бессонницей Фрунзе не отходил от телеграфных аппаратов.
Командир сто пятьдесят третьей бригады сообщил: ветер гонит воду в Сиваш, затопляет броды и переправы. Генерал Кутепов снял тридцать четвертую дивизию, защищавшую полуостров, и заменил ее кубанскими частями генерала Фостикова…
После этого связь с комбригом оборвалась. Замолк телеграф, в телефоне в сплошном урчанье пропадали фразы. Фрунзе короткими пальцами постучал по столу, застланному картой, приказал Лукашке вызвать начальника связи. Простуженный начальник с чахоточным румянцем, на изможденном лице сутулясь вошел в комнату, с порога доложил:
— Соленая сивашская вода разъела истрепанную изоляцию проводов…
— Я это знаю, — прервал его Фрунзе. — Части на полуострове ждут моих распоряжений — надо наладить связь.
— Для этого есть только один способ… — Начальник связи закашлялся, сплюнул в платок.
— Говорите!
Начальник сказал. Штабисты нахмурились, кое-кто вздрогнул, будто по их спинам прошла волна пронзительного холода.
— Делайте, — сказал Фрунзе.
Начальник связи отыскал у горько дымивших кизячным дымом костров свою последнюю роту, варившую в котелках конину, позвал:
— Адамович!
Подошел командир роты, моложавый, расторопный рабочий.
— Вот что, Адамович, голубчик, — сказал начальник связи, — надо будет тебе с ротой войти в Сиваш и сменить провода.
— Как же мы, босые, раздетые, в воду?.. Хотя бы сапоги какие-нибудь дали. У меня самого ботинки каши просят. — В доказательство Адамович поднял ногу, обутую в рваный, ощерившийся деревянными гвоздями башмак.
— Там все оденемся, — начальник связи махнул рукой в сторону бирюзового зарева, неугасимо стоящего над Перекопом. — Там конец всем нашим лишениям.