Какой простор! Книга первая: Золотой шлях
Шрифт:
Лука редко встречался с Шурочкой и теперь наслаждался тем, что сидит рядом с нею, ее присутствие наполняло все его существо радостью. Вот так бы сидеть долгие-долгие часы, слушать ее лепет, смотреть в лицо и ни на шаг не отходить от нее!
— Как там наши учителя? — спросил Лука у Бори Штанге.
— Кларе Карловне Коробкин недавно положил на стул липкую бумагу, она села и испортила платье. Весь класс хохотал до упаду.
Лука нахмурился. Он любил Клару Карловну, милую старушку, преподавательницу немецкого языка.
Аля недавно
— Ты что такая грустная, Шурочка? — участливо спросила Аля, взглянув на подругу.
— Совсем я не грустная, — ответила девочка и густо покраснела. Она не могла забыть блаженного выражения лица Луки, когда Аля поцеловала его.
Все посмотрели на Шурочку. Она оказалась в центре внимания.
— Скажите, мисс Аксенова: это правда, что вы имеете честь проживать во дворе ассенизационного обоза? Там ведь, наверное, дурно пахнет, — умышленно громко спросил Николай Коробкин и зажал пальцами свой крупный нос с горбинкой.
Все сразу умолкли. Наступила тишина. И Шурочка и Ваня Аксенов мучительно покраснели.
— Да, это правда… — придя в себя, пролепетала Шурочка. — Мой папа… — но она так и не докончила того, что хотела сказать.
Опрокинув стул, Лука поднялся из-за стола, подошел к Коробкину, ноздри его расширились, брови вытянулись в одну линию.
— Красив, как боевой петух, — съязвила Нина Калганова, весь вечер ревниво наблюдавшая за Шурочкой и Лукой. — Иду на «вы»!
— Коробкин, если вы сейчас же не извинитесь перед Шурочкой, я вам дам… дам по мордасам…
— Ты мне… по мордасам?.. — опешил Коробкин, тоже встал из-за стола и попятился к стене.
— Да, я! — крикнул Лука и оглядел товарищей.
По выражению их лиц и по словам, брошенным Ниной, он понял, что все они одобряют выходку Коробкина. «От них всего можно ожидать. В конце концов, это совсем чужие мне ребята, непохожие на заводских. Все они одним миром мазаны. И неграмотный Кузинча благороднее Коробкина в сто раз. Интеллигенты. Маменькины сынки».
— Ты… сын каторжника, ударишь меня?.. — Неуклюжий, не по возрасту высокий Коробкин сделал шаг вперед. — А в полицию не хочешь?
Из кухни слишком поспешно при своей полноте выкатилась мать Юры, Зинаида Лукинична, добродушная женщина с луноподобным лицом.
— Господи, что вы, перестаньте!.. Я не позволю затевать драку у себя на квартире!.. Андрей Борисович, да успокой ты их, ради бога!
— Господин Коробкин, — сурово сказал Андрей Борисович, — убирайтесь вон из моего дома!.. Немедленно, сейчас же! — Инженер раскрыл дверь и стоял, показывая на нее рукой, заросшей кольцами курчавых волос.
— Пойдемте, Аля, я вас провожу домой, — заторопился Коробкин, оправляя на себе тужурку.
— Пока вы не извинитесь, Коля, я не стану разговаривать с вами, — ответила Аля, смущенная ссорой. — Как вам
— Хорошо, я извинюсь. Шурочка, ангел души моей, простите меня, — пробормотал Коробкин, пощипывая жиденькие усики и скрывая свою досаду.
— Под носом взошло, а в голове не посеяно, — съязвил Лука.
Вечер, так хорошо начавшийся, был непоправимо испорчен. Лука знал, что никогда больше не придет в этот дом. Трещина, разъединившая его с гимназическими товарищами, еще больше расширилась. Он выпил пустого чаю, не решившись бросить в стакан кусок сахару, посидел за столом минут десять и, даже не попрощавшись с Шурочкой, пробрался в коридор, незаметно для всех оделся и вышел.
В пустынном переулке стоял извозчик. С фаэтона привстал Микола Федорец в гимназической шинели, нетерпеливо спросил:
— Алька Томенко скоро выйдет?
Лука ничего ему не ответил. Подгоняемый ветром, он быстро зашагал по тротуару.
XXIII
Бездомная кошка, прыгнув через форточку на стол в комнате Дашки, разбила на лампе стекло. Дашка с огорчением посмотрела на осколки, тонкие и выпуклые, словно яичная скорлупа.
— Брысь! — заорала она на кошку и схватила кожаный Степанов ремень, висевший над кроватью; она никак не отваживалась убрать его.
Кошка стремглав вылетела в форточку. Дашка подошла к окну и сквозь ветви сиреневого куста увидела во дворе Луку, игравшего с Жучком.
— Загляни ко мне на минутку! — позвала она.
Мальчик вошел в комнату, спросил:
— Заниматься будем? Сегодня по расписанию у нас арифметика.
— Обязательно, да проклятая кошка разбила стекло. На вот два рубля, сбегай к Обмылку, купи стекло, а то придется сидеть без света.
В полутемной лавочке Светличного стекол не нашлось, и Лука, не раздумывая, отправился в город. У городского двора встретил Шурочку Аксенову. Она шла в гимназию. Поздоровались чинно, как взрослые, и, чувствуя непонятную неловкость, пошли рядом.
— Что вы сейчас читаете? — по своему обыкновению, спросила девочка, не отводя глаз от земли.
— Стихи Тараса Шевченко. Папа очень любил этого поэта, знал многие его стихи наизусть. Я рылся в его книгах и отыскал «Кобзаря».
— Который теперь час? — спросила девочка.
Лука взглядом бывалого человека посмотрел на солнце, ответил:
— Около двенадцати, пожалуй, будет.
Шурочка заторопилась.
— Боюсь опоздать на урок. Пойдемте быстрее.
Они торопливо прошли около версты по залитому жидкой грязью Змиевскому шоссе и свернули на Державинскую улицу, густо обсаженную молодыми тополями. У аптеки с красивыми голубыми и красными шарами в окнах стоял обшарпанный фаэтон, извозчик в поддевке дремал на козлах, старенькая кляча с подвязанной к голове торбой лениво помахивала куцым хвостом, у передних ног ее, подбирая просыпанные зерна, прыгали воробьи.