Кальдур Живой Доспех
Шрифт:
Словно игла ползёт внутри меня.
Она уже в лёгких, чуть выше груди.
Мешает дышать.
Ещё немного и будет в сердце.
Не могу сделать ничего.
Умираю.
Это не было голосом. Скорее потоком образов, что складывался в слова. Но он услышал и вскочил. Потерял дар речи и никак не
И тогда она пнула его в колено.
***
Дукан ворвался на его крик и выдохнул в пещеру ароматный дым. Кальдур шипел от злости и тёр колено, пытался выбирать осторожно выбирать слова и донести до Анижи смысл.
– Наконечник. Он ещё у вас? – спросила она Дукана.
– Конечно, – он сунул руку под рубашку, достал платочек и аккуратно развернул.
Анижа взяла его и понесла к выходу. Там было больше света.
– Да, похоже на то.
– Что? – почти одновременно спросили мужчины.
– Он вытесан. Не отлит. Именно вытесан. От него мог отделиться осколок. Тут есть странные грани.
– Хочешь сказать, что часть этой штуки у неё внутри?
– Я думаю да.
– Он в её лёгких, – пробормотал Кульдур. – Мы опоздали.
– Нет, – спокойно ответила Анижа.
Сунула осколок Дукану, рванула к своей сумки, выгребла странное маленькое лезвие и сунула в огонь.
– Ты чего удумала?
– Доспех сможет залечить такую рану?
– Какую рану?
– Рану, которую я оставлю ей, когда заберусь внутрь, – Анижа осмотрела, схватила небольшой топорик, которым они всё это время рубили дрова, и так же сунула его лезвие в костёр.
– Ты что хочешь… вскрыть её? – побледнел Кальдур.
– Да. Выбора нет. Она умрёт почти сразу. Но я знаю, как сделать всё быстро.
– Ты что уже так делала?! С живым человеком?
– Не с живым. С Ажеем, Колом и девушкой, что умерла той весной. От чахотки.
– Кажется, её звали Ихрой, – пробормотал Кальдур. – Стоп. Это очень плохая идея.
– Ты бывал ранен в боях. Как сильно?
– Сильно, – ответил Кальдур и с тревогой посмотрел на Розари.
– Скажи её доспеху, чтоб не сопротивлялся. И чтобы сразу лечил её.
Даже Дукан замер словно истукан и едва нашёл в себе силы смотреть. Анижа схватила ложе Розари и подтащила к пятну, куда падал свет от выхода. Вытащила оба лезвия из огня, полила их водой, присёла рядом и разорвала кофточку Розари. Розари непонимающе мотнула головой, Анижа раскрыла ей рот и запихала под зубы кусочек свёрнутой кожи.
– Прости меня. Будет очень больно. Но ты быстро потеряешь сознание, – быстро проговорила Анижа, повернула девушку на бок, задрала её руку локтем вверх и крикнула Кальдуру: – Держи её.
Её нож с силой вошёл под кожей
Розари дёрнулась, воздух вышел из неё, но без крика, Кальдур навалился и нажал сверху, и зафиксировал её, чтоб она не дернулась. Анижа резво перехватила и зажала нож в зубах, залезла в рану руками, схватила края и что было силы раздвинула. И потянулась за топориком. Розари затрясло.
Кальдур не стал смотреть. Отвернулся. Но слышал между гулкими ударами своего сердца. По три аккуратных удара на конец ребра. Жутко выверенных, осторожных, но достаточно сильных.
– О Госпожа, – взмолилась Анижа. – её кости, как труха. Пожалуйста, помоги мне, направь меня своим Светом, не дай моим рукам дрогнуть и сделай так, чтобы она пережила этот день.
Больше Кальдур ничего не услышал. Только шум в ушах и отчаянный галоп своего сердца. Перед его глазами начало темнеть, ноги стали ватными, шея покосилась.
– …шешь … ё, – услышал он бессмысленные обрывки слов.
Он посмотрел.
Розари не дышала. Её открытые глаза замерли и смотрели куда-то в бок, рот был приоткрыт, изжёванный кусочек кожи торчал наружу. Под её рёбрами зияла дыра, из которой текла кровь и виднёлась перемешанное нутро. Кальдура вырвало.
Он вытер рот и непонимающе уставился на тело. Потом на Анижу, сидящую на коленях и шипящую от боли и сжимающую свою правую руку.
– Можешь отпустить её, – выдавила она. – Я достала.
– Она что? Умерла? – потрясённо спросил Кальдур, Анижа не ответила, сложилась пополам, стискивая ладонь.
– Розари… – прошептал Кальдур, нашёл её руку и сжал. – Не оставляй нас. Давай же. Ты сильная. Ну, девочка.
Её рука была уже холодной. Не успела, остынь, но уже была чудовищно холодной в сравнении с рукой живого человека. Кальдур всхлипнул, и сжался весь, как от удара кнутом. В его спине, что-то шевелилось и негодовало, рвалось наружу, задыхалось от ярости.
И оттуда же он почувствовал тепло.
Необъяснимое и выходящее за рамки всего, что он чувствовал до этого. Словно рассветное солнце, первое, яркое и жаркое, в последний день зимы, оно прошло от его спины, к сердцу и остановилось на кончиках его пальцев и в ладони.
Розари дёрнулась и вырвалась.
Хрипло вздохнула, её нутро пошевелилось, она сжалась в клубок. Как же ей хотелось закричать от боли и агонии, но она была способна только на слезы. Лоскуты кожи на дугообразной ране сошлись, послышался хруст ребёр, встающих на место, Розари замычала, и Кальдуру показалось, что он слышит её немую молитву, о том, чтобы потерять сознание. На её изувеченное болью лицо было жалко смотреть, но он смотрел. Снова нашёл её руку и сжал.