Календарная книга
Шрифт:
Он шёл смирно, и вдруг застонал-запел, будто человек.
Но уже хлопнула дверь, фыркнул дизель, и фура стала выбираться с просёлка на широкую трассу.
Если во сне мимо вас проходит единорог, значит, в скором времени вас ждет удача, вам будет легко, как никогда, все бёудут называть это везением, но на самом деле ваше благополучие будет заслуженным, вы сами поймете, чем оно будет вызвано, за что даровано.
Знахарь проснулся, и резко поднялся на кровати. В доме стояла тишина. Ни ходики, ни холодильник не подавали признаков жизни. А к утробному
И Знахарь, нашарив обрезанные валенки под кроватью, обулся и вышел, кутаясь в ватник. Он переступил порог как грань между ночью и поздним октябрьским утром. Знахарь спускался из скита по узкой тропинке, и чувствовал приближение гостей.
По дороге из города приближался нежданный гость. И это был друг, старый друг, но визит не был радостен — друга позвало в дорогу точно то же мрачное предчувствие, что разбудило и его, Знахаря.
Где-то по трассе нёсся лимузин — до него было ещё несколько километров, но Знахарь чувствовал, как машина приближается, как она сворачивает с окружной трассы на окружную дорогу, так называемую «бетонку», вот она едет медленнее…. Сам он шёл по тропинке к дороге, навстречу к гостям.
Длинная машина скоро появилась из-за поворота, и фары ударили Знахарю в глаза.
Секретарь выбежал из машины и открыл дверь.
Знахарь согнулся и залез внутрь. Там пахло пряным и восточным, в канделябрах на стенках метнулось пламя настоящих свечей.
— Ты не оставляешь своих привычек, cheri. Но я бы подпустил ещё ладана, — сейчас Знахарь в своём ватнике был похож на отца Сергия, беседующего с французскими путешественниками.
Старичок напротив расхохотался.
Они знали друг друга давно и сейчас сошлись, не сговариваясь, потому что оба почувствовали беду. Что-то разладилось в мире, случилась какая-то неприятность, но вот что именно произошло — непонятно. Кто-то нарушил хрупкое равновесие, совершив неизвестное действие, какой-то проступок, и вот теперь началось смещение событий. Так медленно начинает разрушаться карточный домик, если вдруг на один из его этажей села бабочка.
— Нам с тобой надо понять «где», — говорил Старый Князь в расшитом камзоле. — «Где» — это даже важнее, чем «что». Секретарь долго звенел чем-то в ящике между сиденьями, и, наконец, подал хозяину гигантский бокал.
Знахарь отмахнулся от такого же, шелестя картой.
Карта была непростой — на ней вспыхивали и гасли точки, она набухала влагой, сама собой высыхала, трепеща в руках стариков, жила своей особенной жизнью. Два старика склонились над картой, бормоча что-то и посмеиваясь.
Секретарь с тревогой вслушивался в этот смех. Он много лет назад научился различать все оттенки голоса своего хозяина и видел, что этот смех скрывает не озабоченность — он скрывает панику.
Лимузин мчался в утреннем тумане, неумолимо, как захваченный самолёт к цели, приближаясь к высоким башням на окраине города.
Потом машина нырнула в нескончаемый тоннель, совершенно пустой в это воскресное утро.
Ещё с дороги Знахарь позвонил внуку.
Старший лейтенант вёл машину уверенно и быстро, обгоняя редкие машины на Третьем кольце. Он свернул на набережные, промчался к Кремлю и, сбросив скорость, углубился в переулки. Только остановившись перед огромным новым домом, он почувствовал, как устал на дежурстве. А дежурство было не страшным, но суетливым — они два раза тушили помойки, а потом он чуть не подрался на пустыре с подростками, которые взрывали там запрещённую к использованию пиротехнику. Помойки были потушены, петарды отобраны, и он даже разжился бесплатной гигантской морковкой с лотка вызвавшего их восточного человека.
«Ладно-ладно, — подумал старший лейтенант. — Просто так меня бы не позвали».
Когда он вошёл в квартиру, казалось, на него не обратили внимания. Только Знахарь помахал рукой, и снова уткнулся в бумаги на столе.
Пожарный знал почти всех — но почти никого по именам. Тут были Лодочник, Трубочист, Секретарь… Секретаря так и звали — Секретарь. Ещё вот этот низенький был Бурмастер или Бурмейстер — потом надо вспомнить.
Старший лейтенант углубился в дебри квартиры и нашёл ванную с душем. Несколько раз поменяв температуру воды, он отогнал сон и вернулся в гостиную.
Мельтешил проекционный экран, менялись картинки и схемы — что-то происходило в Москве и её окрестностях, но что это было, собравшиеся за столом так и не поняли.
Старший лейтенант тихо вышел в гостевую комнату и мгновенно заснул быстрым, как полёт ночной птицы, сном.
Дедушка и внучек поехали обратно в скит. Знахарь объяснял внуку:
— Понимаешь, это такая вещь, что движется. Причём сейчас в этом ничего страшного, но неприятности начнутся в тот момент, когда она придёт в негодность. А вот что это за «негодность» — понимай, как хочешь. Ясновидящие не видят, медиумы пока молчат.
— Амулеты равновесия? — спросил старший лейтенант, не отрывая глаз от дороги. — Драгоценность… Нет, драгоценность не годится. Картина? Может, украли ребёнка?
— Может, и ребёнка, — согласился старик. — Я сам склоняюсь к этому. Ребёнка… Правда, тут тоже не всё сходится — но медиумы уже ищут всех пропавших детей, но что-то мне подсказывает, что они просто спасут дюжину мальчиков и девочек от педофилов.
Когда они подъехали к монастырю, уже вечерело. Мимо них, как коров в стойла, гнали вон экскурсантов. Туристические автобусы рычали на стоянке, кутаясь чёрным дизельным дымом.
Старик с внуком пошли центральной дорогой, мимо пушек на бетонных ложах и пустеющих сувенирных рядов.
Навстречу им шла группа — разморённая и усталая, шаркая туфлями и старушечьими тапочками.
Женщина-экскурсовод, выпасая группу, казалось, даже поддавала отставшим длинной палкой с флажком. Старик с внуком остановились у пушек, чтобы пропустить туристов.
— Нет, не ребёнок, — повторил Знахарь.
— Что это может быть? — спросил себя старший лейтенант.
— Это единорог, — сказала женщина.