Калейдоскоп
Шрифт:
– Проблемы? – к ним уже спешил бармен, который, судя по его виду, готов был вспомнить о том, что у него под женским платьем вполне мужские мускулы и начистить Францу лицо кулаками.
– Нет, Дики, все хорошо, – беззаботно улыбнулась Леманн, при этом бросив на Франца взгляд, обжигающий арктическим холодом. Перед тем, как покинуть его общество и вернуться на сцену, она остановилась рядом с мужчиной и наклонилась так низко, что обожгла его ключицы, открытые воротом рубашки, дыханием.
– Дам вам совет, – прошептала девушка, – научитесь обращаться с женщинами, иначе разоритесь на шлюхах.
Франц в последний раз попытался ухватить
Что, если бедняжка действительно ни в чем не виновата?
Тогда почему ее черты кажутся такими знакомыми?
Где они могли встречаться прежде?
Хотя бы только ради этого Франц должен был вернуться в это проклятое кабаре еще раз. И еще, если понадобится. До тех пор, пока не получит ответы на свои вопросы.
Глава третья.
Астрид девятнадцать лет и она возвращается домой с работы, прижимая к груди полученные за работу в госпитале продукты. Порция на двоих, а растянуть ее нужно на четырех человек.
Улицы города вроде бы и родные, любимые с детства, но теперь совершенно чужие и враждебные. Повсюду солдаты. Многие, что помоложе, оказывают девушке знаки внимания, ведь теперь Астрид уже не плоская девочка и ее свежей, мягкой красоте могла бы позавидовать и Йоханна. Когда-то. Едва ли ей, впрочем, это нужно.
У девушки привычно сжимается сердце, когда она проходит мимо дома Маевских. Теперь здесь живут другие люди и хоть они не сделали ничего плохого, Астрид не может перестать их ненавидеть. Рядом со старинной дверью некогда она нашла тот самый глобус и забрала себе, почему-то выделив именно его среди всего выставленного на выброс имущества бывших друзей семьи. Там, куда они отправились теперь, им уже не понадобятся ни глобус, ни книги, ни посуда.
Астрид запирает все замки и только после этого поднимается на второй этаж и несколько раз прерывисто стучит по внутренней стенке массивного платяного шкафа. Сердце в груди как и всегда ускоряет ход в ожидании ответа. Слишком страшно услышать только тишину. Но створка наконец-то отходит в сторону и из щели в стене появляется чумазое и худое лицо Томаша. Он стремится обнять девушку, но она торопится отдать ему сверток с едой. Как и отец она в первую очередь думает о долге, а не о чувствах. О здоровье своего друга и его сестры, а не о том, что ей столько всего хочется сказать.
Вместе с Томашем девушка пробирается в узкое пространство и устраивается рядом с ним на деревянном настиле над крышей нижнего этажа, служащем помещению полом. Йоханна неслышно подтягивается к ним из полумрака и садится на корточки. Все трое увлеченно, ничуть не беспокоясь о манерах, уплетают принесенные продукты. Когда остается только четверть, предназначенная для гера Райха, они синхронно останавливаются и откидываются в стороны, сытые и довольные. Только теперь Астрид позволяет себе обнять друзей по очереди, впрочем, несколько дольше задерживая в своих руках Томаша.
– Вас нужно вытащить отсюда, – вздыхает
– Надоело рисковать? – язвит Йоханна, с возрастом ее характер не стал и чуточку мягче, даже в таких опасных обстоятельствах, – хочешь спихнуть ответственность на кого-то другого?
– Прекрати, – осаживает сестру Томаш.
– В городе становится все опаснее, – говорит Астрид и почему-то ей кажется, что она оправдывается, хотя это немыслимо! Оправдываться перед этой вздорной девицей, особенно после того, что они с отцом делают для их семьи. Остатков их семьи. – Они могут в любой момент снова нагрянуть с проверкой и…
Продолжать фразу не смысла.
Томаш находит на полу руку Астрид и переплетает свои пальцы с ее. Девушка слабо улыбается своему другу. Другу ли? Она все еще слишком хорошо помнит, как они долго целовались на ее постели до того, как все это началось. И лукавую улыбку пана Маевского, когда тот поздравлял ее с совершеннолетием и спрашивал скоро ли породнятся их семьи.
– Я никуда не сбегу без тебя, – клянется Томаш.
Долгожданное одиночество и возможность остаться наедине с собой совсем не облегчили участь Силдж. Стянувшееся в тугой узел в груди чувство тревоги перед неизвестностью было куда сильнее.
Мужчина запер за собой дверь и удалился, бросив Силдж на растерзание собственных неудобных мыслей. Она старательно умывалась ледяной водой, а после бродила по номеру из угла в угол, разминая затекшие за время долгой дороги конечности.
Конечно в первую очередь она проверила плотно ли закрыто небольшое окошко в санузле, и прикинула сможет ли выбраться через него, но быстро разочаровалась в этой идее. Она могла позвать на помощь, но не имела гарантий, что похититель находится достаточно далеко, чтобы не примчаться первым и не перерезать ей глотку за такие выкрутасы.
Утомившись от попыток продумать вразумительный план, Силдж долго рассматривала в зеркале свое изменившееся отражение и пыталась каким-то образом уложить произошедшее в голове.
Силдж Уре прилично за пятьдесят, ее волосы давно поседели, а кожа пожелтела и покрылась тонкой сеточкой морщин. Девушка в отражении была молода, ее длинные рыжие волосы горели благородной медью в свете лампы дневного света, а гладкой и чистой коже могла позавидовать любая фотомодель.
Что за удивительная перемена? Женщина долго ощупывала свое-чужое лицо и не могла придумать ни одного логического объяснения. Конечно, она вдоволь смотрела по телевизору фильмы про вампиров и могла допустить подобную версию, если бы не тот факт, что, вроде как, в таком случае, своего отражения в зеркале она бы не увидела.
Разнервничавшись еще больше, Силдж распустила косу и принялась перезаплетать ее заново, но без расчески выходило плохо, пряди путались, и она ожесточено дергала их пальцами, лишь усиливая беспорядок. За этим занятием ее и обнаружил похититель. Он остановился на пороге ванной комнаты и с любопытством разглядывал увлеченную своим занятием пленницу.
– Никогда не видел у тебя таких длинных волос, – поделился мужчина и не удержался, конечно же, от колкости, – тебе идет. Будет обидно, если ты сейчас их все повыдираешь и придется обрить тебя наголо.