Калейдоскоп

Зелинский Станислав

— Гиппопотамов. Настоящих, за которыми ты приехал, давно уже нет.

— А как же живой элемент?

— Возникла необходимость соединения сложного механизма с живым организмом. Ты слышал, что я сказал? Теперь постарайся забыть.

— Добровольцы? Или за деньги?

— По-разному. Но все они думают только о водке. Несмотря на запреты и контроль, контрабанда продолжается.

Большая Лампа поднималась все выше. Она напоминала паука с огромным светящимся туловищем.

— Не люблю я пауков, особенно вечером. Эта штука когда-нибудь

оборвется.

— Я исключаю ошибку в расчетах.

— А я тебе говорю, Будек, что все это кончится большим пшиком. Она перегреется и грохнется в воду.

— Ну, так уж плохо, пожалуй, не будет.

— Будет значительно хуже. Ударная волна смоет все. Понимаешь? Всех! Ливни прикончат уцелевших.

Будзисук долго не отвечал.

— Спишь стоя?

— Нет. Забавно, но я того же мнения. Послушай, может быть, у тебя в багаже есть резиновая лодка?

— Конечно. Хочешь сейчас?

— Это не срочно. Дашь мне за ужином. Пойдем переоденемся.

В комнате Фумарола очень основательно готовилась к ужину. Что-то плела, я старался не слушать. Бывают минуты, в которые наши мысли никак не могут встретиться.

9

Стол был накрыт на четыре персоны. С Будзисуком была стройная девушка, в платье, облегающем ее, как мокрый купальный костюм.

— Фалена, — представил спутницу барон.

— Привет, — сказала девушка.

В первую минуту я ее не узнал.

— Ты, остряк. А кто меня гладил по ляжке?

— Стояние на голове приводит к ошибкам, — вмешалась Фума. — У тебя ничего не жмет?

— Давайте сядем, я в этом фраке, наверно, сварюсь. Вентиляторы, вертеться быстрее!

Горячее дыхание джунглей проникало сквозь москитные сетки и завесы из цветного бисера. Размягчались воротнички, увлажнялись корсеты, с орденов стекали струйки. Барон чертыхался, что весь шик и элегантность стекли по икрам на пол. Дамы, несмотря на декольте, потели обильно и с удовольствием.

— Есть пот от болезни, а есть — от жары. Пот от жары — здоровое явление.

— Я уже это где-то слышал.

И хотя от пикантных яств ломился стол, разговор был вялый и как-то не клеился.

— А где твоя подруга? Та, что со сластями стояла по ту сторону зеркала? — спросил я, потому что мне осточертели жалобы на погоду, перемену давления и нездоровые испарения джунглей.

— У Суйеты выходной. Понимаешь, запасной игрок. Тебе понравились сласти? Фрукты не хуже. Что любишь, как любишь?

— Смотри к себе в тарелку и не слушай это собачье помело! — буркнула Фума. — Еще один желтопузик влез тебе в рукав. Господин барон, вы решили меня споить!

Фигли-мигли оживляли прием. Недомаринованные лягушки удирали от вилки, по тортам ползали дождевые черви, желтопузики расширяли дыры в сырах, и тихо похрапывал странный фарш в индюшке. Для куража и поднятия настроения прислуга издавала веселые восклицания и неожиданно пускала под стол небольшие петарды. Вечер налаживался и, несмотря на изнуряющий

зной, можно было надеяться на его дальнейшее продолжение. Уже веселье сдвигало бретельки с плеч, уже крем из фыркающих ртов летел на носы и ордена, уже руки опережали слова. Когда хозяин рукояткой ножа ударил в румяную грудь индейки, я подумал, что надо толкнуть речь, так как брудершафты уже нависали над столом и чувствовалась необходимость сказать несколько слов персонально о каждом. Будзисук ударил один раз, два, и только на третий из индюшки `a la Ekscelencja выбежала заспанная крыса с брюссельской капустой в зубах и звоночком на хвосте. Прыжкам и подпрыгиваниям просто не было конца. Крысе аплодировали, и на бис она прыгнула в соусницу с коричным соусом. Чихнув, она зазвонила как к поздней обедне и, сделав отчаянный прыжок, исчезла в окне.

— Наверно, дрессированная? — крикнула Фума. — Господин барон, как вы ее дрессировали?

Алкоголь управлял жестами и раскачивал горизонт. Во фраках нам было тесно. Барон встал.

— Пенка, розовая дымка, глазурь, глянец. Видел я это… в гробу! И этот фрак, и вообще! Подать капусту и колбасы! — Он сбросил фрак, сорвал рубашку и смял ее в клубок. — Раздеться всем до трусов! Подать таз с холодной водой, будем мочить ноги!

Дамы в крик, что барон пьян или сошел с ума.

— Трусы в такое время? Это не принято!

— Выпьем на «ты».

— Ага, хочешь перед этим? Пожалуйста. Выпьем, но без поцелуев. Таз скользкий, можно скопытиться!

Фума, пошептавшись с Фаленой, встала из-за стола.

— Пойду проветриться.

— И я тоже.

Нежно обнявшись, они вышли, как две задушевные подруги. Будзисук махнул рукой.

— Пенка, глянец…

— Розовая дымка, но с глазурью. Эта Фалена…

— Ну, да. Почти новая. А лодка у тебя есть?

— В заднем кармане брюк.

— Такая маленькая? Куда дуть?

— Нажимаешь кнопку и готово.

— Действительно, растет, надувается сама.

— Там мешочек с порошком против акул, здесь два весла и зонтик.

— Зонтик? Зачем?

— Чтобы потерпевший кораблекрушение не чувствовал себя одиноким. Осторожно, ты топчешь парус.

При помощи нажатия кнопки патентованная лодка сама сложилась и влезла в мешок. Будзисук спрятал лодку в карман и принял равнодушный вид.

— Потом переложу из фрачных брюк в костюм. Иди на террасу. Может быть, наконец, потянет с реки?

— А дамы?

— Подсохнут и тоже придут.

Нас сбила с толку крыса. После корицы она кашляла в кустах. Ветер стих. Ему даже не снилось дуть. Лампа с неба исчезла. Может быть, ее стянули на землю, а может быть, улетела к звездам?

— Небо на голову давит. Свет бьет в глаза. Рассматривание неба деморализует. Это следует запретить.

— Потому что звезд много. А у вас столько же?

Мы стояли плечом к плечу, вертя носами от созвездия к созвездию. У меня разболелась спина, барона замучила икота.