Калейдоскоп
Шрифт:
Охота мне вскричать, что не краденое, что не на продажу, что речь идет о сложных исследованиях изменений, происходящих под влиянием движения и температуры, а равно о других исследованиях, практикуемых в обычном процессе научных экспедиций. Ради мира и покоя, уперся рельсой в бордюрный камень, вынимаю красные носки. Левый привязываю спереди, правый — на конец рельсы. Сейчас же открывается окно:
— Параграф сорок второй, пункт восемь!
Сам знаю, носки нарушают указание этого параграфа. Однако ухожу без единого слова. А дальше рыночная площадь, тоже мне площадь! Ларек, остановка, газон под памятник да пара колченогих скамеек. Сажусь с рельсой
Кого послать за пивом, кого попросить принести большую кружку пива с соком?
Объявились. Могли бы и чуток пораньше проявить интерес к человеку в горькой нужде.
— А, это тот, с афиши. Будет гнуть рельсу на концерте в дискотеке.
— Артист — и пешком, и без администратора? Тот человек похож был на нашу бухгалтершу, а у этого с ней никакого сходства.
— Афиша целый год висит. За такой период человек может измениться, а то и вовсе переиначиться.
— Ну, ну, он самый. Звали его Гапакс, он разгрызал рельсу напополам. А рельсы были ого! Кусищи ого-го! А эта рельса на один укус, самое большее на полтора.
— Вы знаете его?
— Гапакса все знали. Грыз он так, что на другой стороне улицы слыхать.
— Ишь ты ишь ты! Один жвачку жует с самого утра, а другой — грызи железо ради куска хлеба!
— Гапакс этакое дерьмо в рот бы не взял. Даже на бис.
— Дрянь оно дрянь, а вес имеет. Не пустяк. Кабы с трубой был, сразу б все заметили. Рельса — для отвода глаз.
— Сегодня свет замечает только самые большемерные трубы, холодного проката.
— Что в свете, то в свете, а в жизни бывает и так и сяк. Ходил тут один с трубкой и на каждом празднике вежливости получал призы. Сперва выбранного давил трубкой, потом падал на колени и всякий раз так изливался в извинениях, что никому с ним не сравниться. В конце концов столько набрал, что первым классом полетел в Америку.
— Гапакс никуда не летал. В Америку прибыл пароходом зять Гапакса, Арбуз, И в тот же день прокурор застрелил Арбуза из автомата на главном американском мосту. После вытащили из воды, невесть зачем. А вышло так, потому что Арбуз мордой был на кого-то там похож. Говорю ж, на свете бывает и так и сяк.
— Значит, рельса — для обману?
— Может, и так.
Я решил: еще слово, два или три, и бросаю дремать. Рельсу швырну им под ноги, а дальше… Не очень-то было мне ясно, каково поступать дальше — убегать ли с рельсой, улетать ли без нее?
— Если б вы поставили ее торчком, я бы села поболтать немного.
Объявилась девица в полуденном расцвете. Я открыл глаза. Святой Христофор и юность без бюстгальтера гарантируют счастливое путешествие. Общеизвестно.
— Вы всегда спите с рельсой? Врач прописал железо? Чего-чего, а рецепта на рельсу мне видать не приходилось. Я буду Лиля Фляк. Конечно, здешняя, хоть и с недавних пор.
— По определенным мотивам вынужден обеими руками держаться за балласт. Прошу извинения, не желал бы я в
— У кого собственные сны, тот в чужие не лезет. Сбываются-то собственные.
— Я, знать, в чужие влез, мне ведь снилось пиво с малиновым соком, а ларек на засове и на замке.
Один неосторожный жест, и рельса чуть-чуть не сбежала из-под руки. Спасла меня блистательная реакция, если б среагировал долею минуты позже, был бы уже в воздухе. Прыгучесть заметно возросла.
Лиля Фляк не могла прийти в себя от удивления. А меня понесло:
— Будьте свидетелем, в каком я трудном положении. Иметь бы пролесник да папоротник, а еще бы золотую розгу…
— Травами это не снимешь, — возразила Лиля, искренне мне сочувствуя. — Вам нужен хороший механик-электрик.
— Прежде всего нужна добрая душа и что-нибудь выпить. Прошу не сердиться на меня, если погибну здесь от жажды. Ларек по-прежнему закрыт? Тяжко, ближайшие минут пятнадцать будьте уж со мною подобрее. Потом, что касается меня, свет напрочь погаснет. Никаких восходов-закатов, темень беззвездная, и ничего кроме. Вы поняли, вы вообще хоть слушаете меня?
— Сиди, питейщик, где сидишь, чтоб нам не разминуться в этом большом городе. А я покамест схожу за пивом. В принципе все есть, но в основном не там, где должно быть, чаще чуток в сторонке. Всего-то разговоров — о пиве для тебя. Пожалуйста, веди себя хорошо и ни под каким видом не убирай с себя железяку.
В скором времени, не выпуская рельсу из рук, я утолял жажду пивом с малиновой добавкой. Лиля Фляк наклоняла кувшин с нежностью заведомо интимной. Я пил, пил, аж дно ткнулось мне в нос.
Лиля, между нами будь сказано, была особа совершеннолетняя, юность ее насчитывала свои годы, притом годы из солидного календаря. Конечно, было б верхом неблагодарности, кабы я именно в такой момент позволил себе гримасы или намеки. Сидел я рядом с женщиной по-хорошему ядреной, женщиной из ласковых снов, из средиземноморской ночи.
Лиля Фляк разглядывала меня с умеренным интересом. Подобное отношение вызвал бы кролик с мордой марабу либо павиан в финсчетном отделе.
Еще раз от души поблагодарил я за пиво, повторил, что я не Гапакс, и, не дожидаясь расспросов, подробно изложил все свои приключения. Вспомнил даже об овчарке, о человеке с охотничьим ружьем, о прыжках без рельсы через реку и о скачках за рельсой. Напоследок повторил, какие голоса слышал сквозь сон на площади.
— И что… — заколебался я, — ты на это скажешь?
— У брата мастерская. Авось он тебя поправит.
Ну, могла бы вдохновиться на большее — и не зевать. Слегка задетый, дернулся я от этой затеи, словно от кислого пива.
— Брат по маме или по Еве Первой?
— Не ковыряйся своими ручищами в моих фамильных чувствах. У меня если брат так брат. Тех единокровных, от дяди и от тети, от дедушки и так далее я называю кузенами, а они меня кличут Лиль либо чаще Лилька. Отнесу кувшин, и давай двигаться.
Площадь мы покинули без столпотворения и сенсаций. Какой-то парнишка помог мне на трудном повороте, я крикнул «Спасибо!», а он в ответ «Тоже мне, недоделанный!». У Лили шея побагровела, мне тоже стало не по себе. Затем еще пара наклонов-уклонов, и мы на месте. По сути дела, от площади до мастерской оказалось совсем близко.