Калифорния на Амуре

Анонимус

Орты ничем не укреплялись специально: пока земля была мерзлой, стенки ям удерживались сами собой. Во время оттепели все это расплывалось, осыпалось и заливалось водой. Именно поэтому приискатели предпочитали работать зимой, чтобы не делать лишней работы, укрепляя золотоносные ямы.

Наиболее недоверчивые работали в одиночку, другие составляли артели. Артели обычно были небольшие, в несколько человек, доверявших друг другу, встречались среди них и семейные. Старатель мог выйти из артели, продав долю своим товарищам, однако принять в артель нового человека могли только с согласия всей

артели. В лучшие времена число артелей в Желтуге близилось к восьмистам.

Загорский и Ганцзалин некоторое время бродили возле шурфов и присматривались к работе приискателей. Фассе им не соврал – работа здесь была очень тяжелой.

Добывали золотоносную породу и промывали ее вручную, с применением самых простых, даже примитивных орудий. Тут использовались кайло, лопата, ворот и бадья для подъема грунта из ямы, бутары для отделения крупных обломков почвы, лотки и ручные вашгерды для промывки золотоносных песков. Воду для промывки брали из ключей на левом берегу Желтуги или подавали ручными насосами. При этом и земляные работы, и перевозка пустой породы и золотоносных песков – все это производилось без всяких машинных ухищрений, вручную. Даже грунт чаще перевозили на людях, чем на лошадях – так было проще и дешевле.

Побродив возле шурфов, Загорский перекинулся парой слов с приискателями, после чего остановил выбор на куске земли, отстоявшем на некотором расстоянии от всех остальных.

– Это и будет наш участок, – заявил он.

Ганцзалин с величайшим подозрением осмотрел неказистую мерзлую землю и сварливо поинтересовался, почему Нестор Васильевич выбрал именно это место?

– Интуиция, – коротко отвечал Загорский.

Китаец заворчал, что дело слишком серьезное, чтобы довериться интуиции. А вдруг этот участок уже занят?

– Он не занят, – сказал Загорский, – я уточнил у здешних приискателей. К тому же к воде близко, легче будет золото мыть.

Однако Ганцзалин никак не успокаивался. Если участок не занят, это подозрительно. Скорее всего, свободен он потому, что нет там никакого золота. Того и гляди, останутся на бобах: у всех золото, а у них – кукиш с мякишем. Лучше бы пошли поискали себе жилье, жить в гостинице за десять рублей в день им совсем не улыбается, так они за неделю все денежки просвистят.

Надворный советник отвечал, что он и не собирается оставаться тут больше недели. А, впрочем, Ганцзалин прав, и он, Загорский, уже позаботился о ночлеге. Тут Нестор Васильевич сунул два пальца в рот и так залихватски свистнул, что у помощника заложило в ушах.

Тут же откуда-то со стороны реки словно из-под земли явился нечесаный приискатель лет, наверное шестидесяти или около того – в зипуне и с седой, словно вата, бородой. Правильнее было сказать, что он, точно, явился из-под земли, а именно – из какого-то шурфа, в котором то ли работал, то ли просто отсиживался, скрываясь от холодного зимнего ветра.

Бородач подошел поближе и остановился шагах в десяти от Загорского, видимо, робея подойти ближе.

– Что ты, Еремей, встал, как на похоронах? – сказал ему надворный советник. – Подходи, друг, не бойся.

– Салфет вашей милости, красота вашей чести! – кикиморой прокричал старичок, одним глазом кося на Загорского,

а другим – на его помощника. – Подойти-то подойду, конечно, вот только боязно мне.

– Чего же ты боишься? – поднял брови Нестор Васильевич.

Еремей отвечал, что боится он желтомордого анчутки, который стоит возле его милости и только и ждет, как бы схватить бедного старичка да и сожрать со всем потрохами, не выключая отсюда печенок с селезенками.

Загорский удивился: какой же это анчутка, это китаец, или он китайцев никогда не видел? Китайцев он видел во множестве, отвечал старик, но те все смирные: цыкнешь – они и присели. А этот какой-то не такой: рожа зверская и глазами зыркает страшно.

– Уверяю тебя, бояться нечего, – махнул рукой надворный советник. – Это мой помощник Ганцзалин, ничего плохого он тебе не сделает. Познакомься, Ганцзалин, это местный житель, желтугинец Еремей Курдюков.

– Точно так, святая правда, – закивал старичок, протягивая китайцу заскорузлую ладошку, – Курдюковы мы, такая, значит, будет наша фамилия – ныне, и присно, и во веки веков.

– По-моему, он жулик, – не выпуская руки старика, сказал Ганцзалин хозяину по-китайски.

– Ты опять за свое, – укорил его Загорский, тоже по-китайски. – Нельзя во всех видеть жуликов.

– Сами говорили, что детектив должен быть проницательным, – парировал помощник.

– Проницательным, но не подозрительным, – отвечал Загорский.

Старик, внимательно слушавший их китайские переговоры, при последних словах согласно закивал.

– Что ты киваешь, – спросил его Ганцзалин, – ты разве понял, о чем речь?

– Понять вас нетрудно, – с хитрым видом проговорил Курдюков. – Вам моя мордочка не по нутру пришлась, вот вы хозяину и жалитесь, что ночью, когда заснете, я вас на мелкую колбасу-то и порубаю.

– А что, можешь? – заинтересовался китаец.

– Человек все может, да не все хочет, – степенно отвечал Еремей. – И я своему удовольствию тоже не враг. Вам же, кажется, фатера требуется, а я так могу предоставить за небольшую, даже можно сказать, мизерную плату.

Загорский тут уточнил, что мизерная плата – это пять рублей за двоих.

– Именно пять и ни копеечкой больше, – закивал старичок. – Из чистого уважения, и только для вас. С кого другого я бы червонец взял, а то и сразу на колбасу, без разговоров. Мы, амурчане, люди сурового складу, нашему нраву не препятствуй.

– Вот тебе собеседник будет хороший – тоже поговорки любит, – заметил Загорский помощнику, а потом кивнул Еремею. – Ладно, старинушка, веди нас домой.

Курдюков, не говоря худого слова, затрусил в сторону Миллионной улицы. Зимовье его, впрочем, располагалось не на самой Миллионной, а на краю поселка, так что идти было совсем недолго. За это время выяснилось, что Курдюков на самом деле из местных, то есть с той стороны Амура, разорившийся пьянчужка. Надеясь поправить свое драматическое положение, он пересек реку и явился на прииск еще в самом начале его существования. Однако по возрасту и слабости здоровья не мог он по-настоящему работать на золотодобыче и оттого постоянно изобретал какие-то негоции. Среди них была и сдача жилья внаем, и другие, не такие безобидные.