Калигула
Шрифт:
Калигула подумал, и улыбка тронула его бесцветные губы.
— Отлично! Я прикажу установить внутри храма колоссальную статую Юпитера с моим лицом. Иудеям придется почитать меня и одновременно Юпитера.
— Божественная мысль! — восторженно воскликнул Геликон. — Это научит строптивый народ уважать Рим и его богов.
Император кивнул.
— Тебе, Геликон, я поручаю привести мой приказ в исполнение.
Геликон отправил легату Сирии Публию Петронию письмо, в котором высказал требование изготовить статую императора в образе Юпитера высотой не меньше пятнадцати локтей, чтобы потом установить ее, при необходимости — с применением силы, в большом Иерусалимском храме. Калигула
Гай Юлий Каллист, вольноотпущенный раб Калигулы, как велел древний обычай, прибавлял к своему имени имя господина. Свободу, влияние и состояние он приобрел благодаря усердию, уму и скрытности. Чтобы знать больше других, Каллист создал и оплачивал из своего кармана хитроумную шпионскую сеть, которая подчинялась только ему.
От него не укрылось, что в кругу друзей сестер императора с участием Эмилия Лепида и Валерия Азиатика что-то назревало — что-то, направленное не против него, всемогущего секретаря, но против императора. Ему периодически сообщали то о том, то об этом, что подпитывало его подозрения. Но Каллист не думал доносить на заговорщиков, пока они не попытаются привлечь к участию его. Хотя тут опасаться секретарю было нечего, потому что все знали его как верного и неподкупного слугу императора. Таковым Каллист и был. И все же заговору с целью уничтожения Калигулы он препятствовать бы не стал. Его разум подсказывал, что мнимая божественность, произвол и беспредельная жестокость императора когда-нибудь перейдут границы и будут стоить ему головы. Это было только вопросом времени, и он считал вполне вероятным, что меч или яд найдут дорогу к Калигуле, несмотря на охрану, слуг, пробующих еду, и преторианцев.
Каллист же и не думал заканчивать свою жизнь вместе с императором.
Он хотел спасти нажитое за время правления Калигулы и при этом сохранить честное имя. Каллист не был ни жестоким, ни мстительным, ни злопамятным. Вся его сила, ум, изворотливость были направлены на то, чтобы не нажить себе в Риме ни одного врага, выполняя при этом волю Калигулы. Дело это было чрезвычайно сложное, но до сих пор ему удавалось. Для времени, которое наступит «потом», Каллист воздвиг две основные опоры. Одной из них являлся Клавдий Цезарь, которому он всегда был готов оказать услугу и по возможности ограждал от нападок и обид. На ехидный вопрос Калигулы, почему же он так прикипел душой к бестолковому Клавдию, тот отвечал:
— Твой дядя, император, так беспомощен и неловок в жизни, что вызывает сочувствие и желание его поддержать. Я знаю, что он ни к чему не способен, кроме научных трудов, но здесь он по крайней мере чего-то достиг.
Слова «ни к чему не способен» усыпили бдительность Калигулы.
Клавдий Цезарь временами выказывал в свойственной ему неловкой манере благодарность Каллисту, и тот знал, что на «потом» у него в запасе есть заступник.
Второй опорой была тайная помощь семьям пострадавших. Он часто предупреждал жертву об опасности, если таковая ему самому не грозила, и пытался спасти состояние для семьи несчастного всеми возможными путями. Копии анонимных писем Каллист заботливо припрятывал в своем отдаленном имении: они должны были «потом» спасти его жизнь и состояние.
В последнее время появилась возможность выстроить еще одну опору, но Каллист не был уверен в ее прочности. Речь шла о Нимфидии, его дочери. Несколько месяцев назад девушке исполнилось четырнадцать лет, и Калигула настоял на том, чтобы отец представил ее во дворце. Нимфидия не отличалась
Каллист собрался с силами и отодвинул тревожные мысли в сторону. За окном лил весенний дождь, различимый через северные окна храм Юпитера Капитолийского сейчас скрывала серая завеса. Секретарь со вздохом достал список имен одиноких римских богачей. В это время дня его обычно не тревожили, в случае же неожиданного появления императора надежный слуга должен был предупредить Каллиста.
Он взял чистый свиток папируса, раскрыл и обмакнул каламий [9] в бронзовую чернильницу.
9
Каламий — тростниковая палочка для письма.
24
Корнелий Кальвий жил на окраине города. В последнее время он был занят тем, что разбирал свою разросшуюся библиотеку. Раньше он хотел передать ее Сабину, но, поскольку тот отправился служить в Эфес, Кальвий решил все еще раз обдумать.
— Не понимаю, что случилось с племянником, — вслух рассуждал он. — Вырос в окружении книг, уже ребенком познакомился с самыми известными поэтами и вдруг бросился в объятия Марса, будто все это ничего не значит.
Слуга Диотимий, который помогал ему разбирать свитки, ученый, так же, как и Кальвий, умудренный годами человек, задумчиво погладил бороду:
— Я бы сказал, что как раз потому, что Сабин вырос среди книг, его потянуло в другую сторону. Молодые люди стремятся испробовать жизнь во всех ее проявлениях, посмотреть, что есть вокруг. Поверь мне, господин, Сабин вернется к книгам.
Кальвий покачал уже почти полностью облысевшей головой.
— С ним все так запутано! Он прислал несколько писем, и ни в одном из них не чувствуется восторга от военной жизни. Племянник просто умалчивает об этом, подробно рассказывая о своеобразии Эфеса, храме Артемиды и тех, кто еще его посещает. Причем делает это так искусно, что у меня возникло подозрение, а не переписаны ли строки у Геродота. Но нет, как выяснилось, я ошибался.
Кальвий вздохнул, отодвинув в сторону пыльный свиток. Он не упомянул о недавнем признании Сабина в том, что любовь обращается с ним как с непослушным рабом, которого временами приходится пороть. Так было написано в письме, но это могло быть и шуткой.
— Давай закончим, не могу больше дышать книжной пылью, — предложил Кальвий.
Тут в дверь вошел управляющий:
— Для тебя только что принесли письмо, господин.
— Откуда пришел посыльный?
— Это был поденщик, он сказал только, что получил поручение от какого-то незнакомца.
Кальвий кивнул и удалился со свитком в свои покои. Там он сломал печать и прочел:
«Достопочтенный Корнелий Кальвий! Друг, желающий тебе добра, настоятельно рекомендует покинуть Рим в ближайшее время. Твоя жизнь в опасности, которая исходит сверху. Ты ученый человек, и я могу напомнить строки Овидия, который так описал твое нынешнее состояние: „Pendere filo“. Да, жизнь твоя действительно висит на шелковой нити, поэтому позаботься о том, чтобы преторианцы нашли дом пустым. Сразу же уничтожь это письмо!»