Калила и Димна
Шрифт:
И хотя наш повелитель решителен и могуч, доблестен и прозорлив, справедлив и надежен, правдив и признателен друзьям, щедр и заботлив, усерден и постоянен, разбирается в людских нравах и поступках, покровительствует наукам, привязан к добру и достойным мужам, сурово карает обидчиков, не боязлив и не покоряется чужой воле, милостив к подданным и стремится облегчить им получение желанного и отвратить от них ненавистное и избавить от мучений, но может случиться так, что судьба отвернется от него, и хотя это произойдет на наших глазах, мы не сможем помочь ему ничем и даже праведный царь не сумеет совладать со злом, царящим в мире.
Поистине, у людей словно бы отняли возможность творить добро, пропало то, что жаль было терять, и появилось то, что считалось зазорным приобрести; благо точно увяло, а зло расцвело, рассудок сбился с дороги; истина, потерпев
Мудрецы будто нарочно совершают деяния, далекие от мудрости, потворствуя своим страстям, подобно невеждам, обиженный кается в грехах, проявляя покорность и смирение, а обидчик буйствует, не зная преграды своим порокам. Отовсюду грозит нам широко раскрытый зев алчности, что поглощает все близкое и далекое, люди забыли то время, когда довольствовались своей долей. Удачливый злодей превознесен выше неба, и добрые люди из страха перед ним желали бы укрыться в земные недра. Благородство швыряют с вершины горы на обочину дороги, и низость попирает его, опьяненная собственной силой. Ушла власть от мужей достойных, и ее подхватили разбойники и лиходеи. И мирская жизнь ликует, словно наглая блудница, говоря: «Ушли прочь добродетели, и встали на их место пороки!»
И я погрузился в раздумья о дивных делах этого мира. Как же так, человек — самое благородное и совершенное из земных созданий — всю жизнь свою влачит в печали и в заботах! Понимал я, что всякий разумный муж желал бы любыми средствами достигнуть спасения, но видел, что люди бездействуют, и не было конца моему удивлению. И после долгих размышлений стало мне ясно, что людям не дают отречься от мира ничтожные, презренные и самые низкие удовольствия, которые даруют нам осязание, обоняние, вкус, зрение и слух, и каждый смертный надеется получить хотя бы крохи и приобрести хотя бы ничтожную долю телесных наслаждений. Они-то и занимают человеческий ум, отвлекают его от заботы о спасении души. Стал я искать, чему бы уподобить человека, и нашел вот какую притчу:
Некий человек, спасаясь от бешеного слона, укрылся в глубоком заброшенном колодце и повис в нем, ухватившись за две толстые ветви, которые свисали с краев. В отчаянье стал он искать опоры и наконец встал на небольшой выступ, нащупав его ногами. И вдруг увидел он перед собой четыре змеиных норы, и из каждой высовывала голову ядовитая гадюка. Глянул человек вниз — а на дне огромный удав, раскрыв пасть, ожидает добычу. Тогда поднял он голову, чтобы посмотреть, прочны ли ветви, но заметил у их основания двух крыс — черную и белую, что усердно, не останавливаясь ни на мгновение, точили кору, подгрызая древесину.
Размышляя о том, как спасти жизнь и что делать, человек вдруг увидел совсем рядом с собой пчелиные соты, и захотелось ему отведать меда. Он стал есть мед и утешился его сладостью, которая отвлекла его от мыслей о грозившей ему опасности. И позабыл он о своем спасении, о том, что у ног его — змеиные норы, и гадюки могут ужалить его, о том, что крысы точат острыми зубами ветви, которые стали его главной поддержкой, и о том, что если ветви оборвутся, то упадет он прямо в пасть удава. Так он наслаждался сладостью меда, не заботясь о том, какая постигнет его участь, и наконец сорвался и погиб в жадном зеве хищного гада.
Чтобы каждый мог понять смысл притчи, скажу я, что колодец — это наш мир, полный горестей, зла и обмана, опасностей и несчастий. Четыре ядовитые гадюки — четыре смеси, из которых состоит наше тело, ибо если восстанет хоть одна из них, она жалит словно тысяча змей и убивает быстрее смертельного яда. Две ветви, за которые цепляется человек, — это его жизненный срок, который непременно когда-нибудь оборвется, а черная и белая крысы — это ночь и день, что, чередуясь, без устали подтачивают человеческие жизни. Подстерегающий удав — это судьба, от которой никто не спасется, а мед — это та малая толика наслаждений, что достается человеку, — он услаждает свой вкус, слух, обоняние и осязание и, утешаясь этим, забывает о своей тяжкой доле и отвлекается от цели.
И задумавшись
ГЛАВА О ЛЬВЕ И БЫКЕ, С КОТОРОЙ НАЧИНАЕТСЯ КНИГА «КАЛИЛА И ДИМНА»
Сказал царь Дабшалим философу Байдабе, главе брахманов: «Поведай мне притчу о двух друзьях, которых разлучил хитрый обманщик, посеяв между ними вражду и ненависть друг к другу». И Байдаба ответил: «Если между двумя приятелями сможет затесаться хитрый обманщик, то не миновать им ссоры, и каждый из них примется строить козни, чтобы погубить своего прежнего друга. Об этом рассказывают такую притчу:
Жил в краях Даставанда [18] некий человек, и было у него три сына. Когда он состарился и дети его выросли, стали они без удержу тратить отцовские деньги и расточать его богатство, и никто из них не обучился какому-нибудь ремеслу, чтобы зарабатывать себе на жизнь и извлечь из него благо и пользу. Отец бранил их за безделье и расточительность и старался наставить на путь истинный, постоянно повторяя: «Дети мои, всякий, живущий в этом мире, желает добиться трех вещей, но достигнуть их можно лишь с помощью четырех: три заветных желания — это полный достаток, уважение окружающих и добрые дела, чтобы получить за них воздаяние в будущей жизни; что же касается четырех средств для выполнения этих желаний, то они таковы: человек должен зарабатывать себе на жизнь самым достойным образом, беречь заработанное и не расточать его без надобности, а использовать с выгодой, чтобы улучшить свою жизнь и помогать родным и друзьям, что зачтется и на том свете.
18
Даставанд— название области в средневековом Иране.
Каждый, кто упустит хоть что-нибудь, ничего не получит, ибо если он не будет зарабатывать, то и жить ему станет не на что; если он добьется своим трудом немалого достатка, но не сможет удержать деньги, то они скоро уплывут от него и он снова превратится в бедняка и неимущего; если же он отложит деньги и будет трястись над ними, боясь истратить хоть даник [19] , то, как бы он ни берег свои динары [20] и дирхемы [21] , они скоро разойдутся по мелочам, словно сурьма: ее набирают тонкой палочкой по пылинкам, чтобы подвести глаза, но несмотря на это, она очень скоро кончается. И не будет ему прока, если он истратит деньги безрассудно и легкомысленно, на лишнее для него и неподобающее; так поступает лишь нищий, что никогда не имел денег и не знает, как с ними обращаться. Бесполезное имущество и деньги, что лежат в кубышке, нельзя сберечь навеки — они, словно просочившись сквозь щели, уйдут на лечение болезней или на то, чтобы удалить разные беды, которые могут постигнуть их владельца. Полная сокровищница, из которой не черпают время от времени на необходимые нужды, подобна наполненному до краев водоему. И если воде нет выхода и она не убывает в той же мере, что пополняется, то начинает перехлестывать через края водоема во многих местах. А еще того хуже — стенка может прорваться, вода выльется целиком и уйдет в землю, никому не принеся пользы».
19
Даник— мера веса и мелкая монета, равная одной шестой дирхема.
20
Динар— золотая монета.
21
Дирхем— серебряная монета, равная одной десятой (в некоторые эпохи — одной двадцатой) динара.