Калле Блумквист и Расмус
Шрифт:
Петерс гасит окурок каблуком и тихо бормочет ругательства.
– Чего мы ждем, - произносит он.
– Поехали!
Зеленый островок среди сотен других в голубом летнем море. Солнце освещает домики, длинный причал и лодки, качающиеся на воде. Высоко над верхушками елей плывут на белых крыльях чайки. Время от времени одна из них с быстротой молнии ныряет в воду и снова взлетает ввысь с рыбешкой в клюве. Маленькая трясогузка по-прежнему хлопотливо строчит ножками среди поросших вереском кочек, а бурые муравьи все еще, верно, ползают там по валунам… И, быть может, так будет
– Я уже не вижу домика Евы Лотты, - говорит Калле.
Они сидят, тесно прижавшись друг к другу, на корме и неотрывно смотрят на зеленеющий островок, который покидают навсегда. Оглядываясь назад, они вздрагивают от ужаса. С радостью расстаются они с этой солнечной зеленой неволей.
Расмус не оглядывается. Он сидит на коленях у отца и беспокоится, отчего у папы такая густая борода на лице. А что, если она еще вырастет станет такой длинной, что запутается в колесах мотоцикла?!
И еще одно беспокоит его:
– Папа, почему Никке спит днем? Я хочу, чтоб он проснулся и поболтал со мной.
Профессор бросает горестный взгляд на носилки, где лежит без сознания Никке. Сможет ли он когда-нибудь отблагодарить этого человека за то, что он сделал для его сына? Скорее всего, нет. Дела Никке плохи, у него мало шансов выжить. Пройдет, по крайней мере, два часа, прежде он попадет на операционный стол, а тогда, вероятно, уже будет поздно. Все это напоминает бег наперегонки со смертью. Бьёрк делает все, что может, чтобы выжать максимальную скорость, но…
– Я больше не вижу причала, - говорит Лотта.
– Я тоже, и это прекрасно, - подхватывает Калле.
– А вон, смотри, Андерс, скала, с которой мы ныряли.
– И наш шалаш, - бормочет Андерс.
– Знаешь, папа, как весело спать в шалаше!
– восклицает Расмус.
Калле внезапно вспоминает об одном деле, о котором надо потолковать с профессором.
– Надеюсь, ваш мотоцикл все еще там, где мы его оставили, - произносит он, - и что никто его не увел.
– Мы можем поехать туда в любой день и посмотреть, - говорит профессор.
– Меня гораздо больше беспокоят мои бумаги.
– Тс-с-с!
– шепчет Калле.
– Я спрятал их в надежном месте.
– Теперь ты, верно, можешь сказать где, - любопытствует Ева Лотта.
Калле таинственно улыбается:
– Отгадайте! В ящике комода на чердаке пекарни! Где же еще?
– Ты что, спятил?
– кричит Ева Лотта.
– А что, если Алые их стащили!
На лице Калле появляется беспокойство, но он быстро находит выход.
– Тс-с-с!
– тихо говорит он.
– Тогда мы выкрадем их обратно.
– Да!
– горячо подхватывает Расмус.
– Мы издадим боевой клич и выкрадем их обратно! Я стану Белой Розой, папа!
Но это сенсационное сообщение ничуть не утешает профессора.
– Калле, я поседею из-за тебя, - возмущается он.
– Конечно, я до конца жизни в долгу перед тобой, но имей в виду, если бумаги исчезли…
Бьёрк
– Не волнуйтесь, профессор! Если Калле Блумквист говорит, что вы получите свои бумаги, вы их получите!
– Во всяком случае, остров Кальвён уже скрылся из виду, - вмешивается Андерс и сплевывает в бурлящий кильватер.
– А Никке все спит и спит, - говорит Расмус.
* * *
Милый старый штаб - ни у кого не было лучшего штаба, чем у Белых Роз! Чердак пекарни - большой, вместительный, и сколько там превосходных вещей! Словно белки в гнездо, тащили сюда Белые Розы в течение многих лет все свои ценности. Луки со стрелами, щиты и деревянные мечи украшают стены. К потолку прикреплена трапеция. Мячи для настольного тенниса, боксерские перчатки и старые еженедельные газеты свалены в углах. А у стены стоит дряхлый потертый комод Евы Лотты, где Белые Розы хранят свою тайную шкатулку с реликвиями. В этой шкатулке и лежат бумаги профессора. Вернее, лежали. Он получил их обратно, эти ценные бумаги, причинившие столько бед. А в будущем он надежно запрет их в банковский сейф.
Нет, Алые не украли бумаги. Опасения Евы Лотты были напрасны.
– Хотя если бы мы знали, что они там, мы бы перетащили их в нашуштаб-квартиру, - сказал Сикстен, когда рыцари Алой и Белой Розы вместе обсудили все, что произошло.
В первый же вечер после своего возвращения Белые Розы сидели вместе с Алыми в саду пекаря на склоне реки, и Андерс, сопровождая свой рассказ множеством красивых жестов и пышных фраз, поведал им эту жуткую историю.
– Все началось с того, что я повис на кусте в четверг ночью. С тех пор часа спокойного не было, - уверял он.
– Вечно вам везет, - горько позавидовал Сикстен.
– Не могли эти киднэпперы появиться на несколько минут раньше, когда мимо дома Эклунда проходили мы.
– Еще этого не хватало!
– рассмеялась Ева Лотта.
– Бедняга Петерс, мало ему, что ли, пожизненного заключения, так еще пришлось бы повозиться с вами.
– На взбучку напрашиваешься?
– пригрозил Сикстен.
* * *
Прошло несколько дней. И вот Белые Розы собрались в своем штабе на чердаке пекарни. Их предводитель, стоя посреди чердака, сказал зычным голосом:
– Благородный муж и храбрый воин посвящается ныне в рыцари Белой Розы. Воин, имя которого наводит страх далеко вокруг, Расмус Расмуссон - выйди вперед!
Воин, имя которого наводит страх, выходит вперед. Он, конечно, мал с виду и не очень-то внушает страх, но на челе его горит священный огонь, которым отмечен каждый рыцарь Белой Розы. Он поднимает взор на предводителя. В глубине темно-синих глаз горит пламя, которое явно свидетельствует о том, что его заветная мечта сбылась. Наконец-то он станет рыцарем Белой Розы, наконец!