Калле Блюмквист и Расмус (др. перевод)
Шрифт:
Петерс нетерпеливо пожал плечами.
– Никто не узнает, что ваше изобретение покинуло Швецию. Непробиваемый лёгкий металл начнут делать и в других странах, вы же понимаете. Это только вопрос времени. А я хочу купить ваши формулы, чтобы выиграть время, вот и всё.
– Идите к дьяволу! – огрызнулся профессор.
Глаза у Петерса сузились.
– Так или иначе, а формулы ваши я получу, – процедил он.
До сих пор Расмус сидел тихо, но тут вмешался в разговор:
– Получу, получу… Да разве так говорят? Надо сказать: «Разрешите, пожалуйста,
– Тихо, Расмус! – сказал профессор, крепко прижимая сына к себе.
Инженер Петерс посмотрел на них задумчиво.
– Какой милый у вас мальчик… – произнёс он многозначительно. – Вы ведь не хотели бы с ним расстаться?
Профессор молчал, с отвращением глядя на человека, сидящего перед ним.
– А не заключить ли нам небольшую сделку? – продолжал инженер Петерс. – Вы скажете мне, где находятся ваши бумаги, и я пошлю за ними своего человека. Вы останетесь здесь до тех пор, пока я не удостоверюсь, что документы подлинные, после чего вы свободны и богаче на сто тысяч крон.
– Да замолчите же вы! – ответил профессор. – У меня больше нет сил вас слушать.
– Как я уже говорил, на сто тысяч богаче, – продолжал Петерс как ни в чём не бывало. – Советую вам в ваших же интересах принять моё предложение. Ведь если вы этого не сделаете…
Ненадолго воцарилась угрожающая тишина.
– Да, представьте себе, что я этого не сделаю, – презрительно ответил профессор. – Что тогда?
На лице Петерса промелькнула ехидная улыбка:
– Тогда вы больше не увидите своего сыночка.
– А вы, оказывается ещё глупее, чем я думал. Вы действительно вообразили, будто я позволю напугать себя такими наивными угрозами?
– Ну, это мы ещё посмотрим. Лучше, если б вы уже сейчас уяснили, насколько всё серьёзно.
– А для вас лучше, если вы уже сейчас уясните, что я никогда не скажу вам, где храню свои бумаги.
Расмус выпрямился на коленях у профессора и в упор уставился на инженера Петерса.
– Не-а, и я тоже не скажу, – торжествующе заявил он. – Хоть и знаю, где они.
Профессор от неожиданности вздрогнул:
– Что ещё за глупости! Ничего ты не знаешь.
– Я не знаю? Давай поспорим!
– Да замолчи ты! Ты даже не знаешь, о чём идёт речь, – строго сказал профессор.
– Ещё как знаю… – Расмусу не понравилось, что его способность участвовать в беседе подвергли сомнению. – Вы говорите о тех бумагах с маленькими красненькими цифрами. Ну про которые ты сказал, что они очень, очень секретные.
– Конечно, про них мы и говорим! – оживился Петерс. – Но ты ведь не знаешь, где они лежат, ты же ещё маленький…
Профессор сердито оборвал его:
– Это пустой разговор. Неужели непонятно, что все бумаги до единой надёжно заперты в банковском сейфе.
Расмус смотрел на отца неодобрительно.
– Ты говоришь неправду, папа, – строго заметил он. – И вовсе они не в этом… банк… сейфе.
– Расмус, молчи! – рявкнул профессор с неожиданной горячностью.
Но Расмус действительно считал, что в
– И совсем они не в сейфе, я знаю, – убеждённо заявил он. – Потому что как-то вечером я подкрался к тебе, а ты думал, что я сплю. А я стоял на лестнице в передней и видел, как ты укладывал…
– Замолчи, Расмус! – снова рявкнул профессор, на этот раз ещё с большей горячностью.
– Чего ты кричишь? – обиделся Расмус. – Я же не скажу ему, где они… – Потом он посмотрел на Петерса с состраданием: – Но я могу подсказать «горячо» или «холодно», мы так всегда играем.
Профессор встряхнул его довольно сурово.
– Да замолчишь ты наконец? – закричал он.
– Да, да, да, замолчу! – поспешно произнёс Расмус. – Я же ничего такого не сказал! – Он надулся и, немного поразмыслив, добавил: – Вообще-то не «горячо» и не «холодно».
7
Ева-Лотта осмотрелась вокруг и осталась довольна: вполне уютная тюрьма. Если бы этот Никке не прибил несколько толстых досок поперёк окна, то вполне можно было бы представить, что Ева-Лотта – желанный гость на этом острове. Разве не её поселили в очаровательный, прелестный домик для гостей, где она вправе хозяйничать? Раскладушки вдоль стен покрыты уютным ситчиком, возле умывальника – нарядная ширма, у окна – столик с книгами и газетами, чтобы гостям не было скучно. Словом, это было самое удивительное в мире разбойничье логово. И вряд ли кто ещё мог похвастаться таким чудесным видом из окна! За досками окно было распахнуто настежь, и оттуда открывался летний пейзаж такой дивной красоты, что сердце замирало. Переливаясь в солнечных лучах, там лежал залив, держа в своих объятиях маленькие зелёные острова.
Ева-Лотта глубоко вздохнула. Как чудесно было бы сбежать вниз к пристани по скользкой от хвои тропинке, нырнуть вниз головой в эту прозрачную воду, а потом лежать и загорать, зажмурившись, на мостках и слушать, как тихонько плещется вода, когда лодки вздрагивают на своих швартовых.
Лодки! Вот именно! Лодки киднепперов – их было много, этих лодок. Ева-Лотта узнала моторку, в которой их везли через пролив. Тут же на привязи тихо покачивались на лёгкой волне три вёсельные лодки. А кроме того, на длинном причале лежало большое каноэ.
Ева-Лотта подумала, что этот остров, видно, очень удобен для похитителей. Места здесь сколько угодно, целый эскадрон можно разместить, если понадобится, – тесно не будет. Кругом разбросаны домишки, на достаточном расстоянии от большого шикарного дома, где укрылся предводитель киднепперов. А может быть, в этих домиках тоже живут похитители. Каждый в своём собственном осином гнезде. Если постучаться в дверь, то, может, тебе откроет маленький злющий киднеппер и напугает до смерти!
Додумавшись до такого, Ева-Лотта вскинула голову и настроилась весьма решительно. Она не даст себя напугать, никому не позволит помыкать собою! А этому Никке она ещё покажет, где раки зимуют.