Камаэль
Шрифт:
– Эй, ты как? Жива? – поблизости брезжит едва уловимый огонек свечи и вместе с тем надежды – удержаться за грань и не свалиться в пропасть окончательно. Душу грызло отчаяние, каких прежде я не испытывал и не знал даже близко.
– Где я? – доносится до моего сознания дрожащий и слабый голос Аэлирна. – Что со мной?
Слова прервались тяжелым, хриплым кашлем, подернутым пеленой боли – горячей, сжигающей и пропитывающей изнутри. Словно касание дождя – ладонь на лбу. Мозолистая, холодная. В волосы зарываются пальцы, цепляют их кольцами, а одно так нестерпимо обжигает, что хоть дерись. Спутанные извинения, и облегчение, рука помощи и поддержки исчезает, перестает отгонять жар, но вместо того на лицо опускается прохладная тряпица, пахнущая чем-то сладким и терпким, точно выстиранная в старом вине. Несколько капель скользят к самым губам, скатываются в пересохший рот. В самом деле – вино.
– Ты так сражалась, едва
– Как я здесь оказалась? Помню, что дроу меня исполосовала и свалила в яму, а теперь… совершенно другая боль. Кто вы?
– Тише, не части, валькирия, – почти смеется мужчина. – Не знаю уж, что там с тобой сделала эльфийка, но ты прорвала кольцо, которое мы сжали вокруг Аяра, изничтожила добрую сотню самых крепких воинов, и не останавливалась до тех пор, как тебя истыкали стрелами. Сейчас… ты в Лар-Карвен.
– Что? В замке Темных?!
– Да, по ту сторону реки Нира.
– А ну отпусти меня, мерзавец, я тебе сейчас яйца оторву! А-ау!..
Тяжелое, сиплое дыхание и болезненные стоны – наверняка открылись раны, а мужчина вновь принимается отирать лицо холодной тряпицей, смоченной старинным вином. Тьма все не отступает, теснее стискивает сознание и горло, хрипами дерет слух и пустотой унимает жар от боли.
Аэлирн ступает по лестнице неуверенно и почти что робко – оглядывается по сторонам, то и дело замирает в отсветах пламени множества свечей. Свет не достает до потолка, не видно конца винтовой лестницы – она все стремится и стремится ввысь, не зная границ и неба. И Павший шел по ней, почти не дыша и вытягиваясь в напряженную струнку. Наконец, бесконечный подъем закончился, и мужчина замер у высоких дверей, так и искрящейся в неверном пламени – пропитана серебром, от нее несет кровью и огнем, но хуже всего этот тяжкий, едкий запах почти что жидкого железа, испарившегося и пропитавшего собой весь воздух. Судорожно захрипев, Аэлирн прижал к лицу широкий рукав собственного плаща, вторым неуверенно и быстро толкнул двери, скрылся в темном помещении. Глаза его лихорадочно блестели, отражая ярость и страх, абсолютное безумие и непонимание происходящего. Медленно закружились посреди помещения, поднимаясь к потолку, мелкие пульсары, освещая его и отгоняя неестественный мрак. Точно ожившие чудища из теней выдвигались книжный шкафы, стеллажи, заполненные книгами и свернутыми пергаментами-свитками. Пальцы Павшего, дрожа будто от лихорадки, заскользили по корешкам книг, печатям свитков, взгляд его зашуршал по полкам, выискивая что-то. Наконец, мужчина потрясенно замер, только кончиками пальцев касаясь гравировки на ребре полки.
– 387 год шестой династии Мерт? – тихо прошептал он одними губами и покачнулся, но тут же с пугающей ясностью разума впился взглядом в талмуды. – Так вот, что.
Схватив несколько темно-алых томов, мужчина сложил их на одноногом круглом столике и легким движением холеных пальцев притянул к себе кресло с высокой спинкой. Зашелестели ветхие страницы, Павший принялся нашептывать и бубнить себе под нос слова на языке дроу – диалекте светлоэльфийского языка, более грубом и зычном, совершенно не ласкающим слух. Морщинка прочертила тонкую полоску на высоком лбу, посверкивающим капельками испарины. Дышать ему было трудно, а на плаще вновь начали проступать алые отпечатки-отражения полученных в бою ран. Мерно тикали напольные часы, с ними переплетался шепот Аэлирна, шорох страниц, далекий отзвук капающей воды, приглушенные, почти призрачные крики боли и мольбы о помощи. Равномерные, едва не автоматические, они лишь усугубляли и так давящую на психику тишину, точно китайская пытка. Приложив ладонь к губам, Аэлирн глухо закашлял, закрыл глаза, слезящиеся от испарений серебра, от пыли, что слетала в его сторону со страниц книги. Но безумец упорствовал. Крик стал громче, мужчина дернулся и поднял голову, повел ладонью, и двери библиотеки и архива в одном с мерзким скрипом захлопнулись. Если бы не глубокая ночь, смотрящая в окна замка черными глазами, здесь бы уже была дюжина Темных, готовых защищать свои тайны до последнего вздоха. Даже если они ничего о них не знали. Еще сто двадцать долгих щелчков секундной стрелки, восемьдесят разбившихся капель воды и столько же криков, и Аэлирн вновь уткнулся взглядом в витиеватые строки, провожая их пальцами, взглядом и едва слышным шепотом, шевелением бледных губ. С каждым щелчком, каждой каплей, мольбой о прощении, перелистнутой страницей, приближался рассвет, а Павший слабел и то и дело потряхивал головой, отгоняя что-то прочь. Возможно, кого-то, кто пытался ему сопротивляться, загнать обратно вглубь сознания и тела, чтобы перестал делать свои «темные делишки». Одна книга отлетела прочь, Аэлирн принялся за другую,
Темнота окутывала нас медленно, назло рассветным лучам, назло солнцу и всем суткам. Как окутывал глубокий, до боли знакомый голос.
– Ты прекрасна, моя госпожа. Ты себе даже не представляешь, насколько. В тебе кроется то, что никому из нас не понять и не осмыслить, не подчинить себе, – ядовито и сладко говорил мужчина, так интимно-близко, что судорогой сводило скулы. – Твоя непокорная и великая душа, такая необъятная и гордая, что даже король может позавидовать.
– Перестань ты. Мы, оборотни и Светлые в целом, не терпим гордыню и непокорность, не служим себе. Наша цель – мир наших народов, спокойствие и процветание. Вам, Темным и жадным до власти, этого не понять. Но я лелею надежду, что когда-нибудь мы вновь будем вместе, как говорил великий Куарт.
– Куарт стар и ничего более не смыслит в истинном мире, моя дорогая. Вот увидишь, даже он склонится перед нашими с тобой детьми и их потомками – не будет никого прекраснее и сильнее. Представь себе смешение наших династий, моей чистой крови и твоей прекрасной души. Я клянусь тебе в вечной верности и защите – даже там, за пределами жизни, за пределами нашего сознания, я буду хранить тебя, моя любовь.
– И я люблю тебя, Кристофер.
Сквозь мрак просачивались очертания дверей, коридоров, мрачных тяжелых арок и переплетений паутин. Аэлирн подрагивал от ярости, прислонившись взмокшим лбом к стене. Приоткрытая дверь очерчивалась золотистой, нежной пляской свечей, из комнаты доносились тихие голоса.
– Ты ничего не понимаешь, старик. Думаешь, я не знаю о ней ничего? О, нет, это ты даже не подозреваешь, какую силу и мощь нам принесет этот брак! Только подумай – война, и твой наследник берет в жены светлую оборотниху. Они не посмеют на нас напасть после этого и сложат оружие. Месяц, другой, и мы будем готовы для новой атаки. Помнишь, что она сотворила? Помнишь, как забрала жизни сотни лучших воинов твоей армии? Знаешь, в чем ее секрет?
– Не говори мне об этом, сын мой. Не произноси вслух это мерзкое слово – навлечешь проклятье на весь наш благородный род, – ответил второй мужчина слабым, тихим голосом. – Вот увидишь, Кристофер – добром это не кончится, а эта война и так ослабила нас до позорного состояния, да еще и моя болезнь…
– Ты хочешь до конца жизни пресмыкаться перед этими сопляками, старый идиот?! Хочешь окончить свою жизнь без лучших кровавых вин и дровских женщин? Собираешься отдавать наших молодых, сильных вампиров этим ублюдкам, чтобы они бесконечно плодились и портили нашу чистую кровь? Если так, я оторву тебе голову прямо сейчас.
– Глупости говоришь и пытаешься играть с огнем. Я все еще твой отец и император. Павший никогда не подчинится тебе только из-за того, что ты заключил брак с его сосудом. Эти твари себе на уме – убьют и не заметят. Особенно этот. Аэлирн Белого ветра, развороши упырь его могилу, знает все вампирские тайны, умен так, как и тебе не снилось. Он старый эльф, хитрый, озлобленный, вернувшийся с того света ради одной мести. Он собственными руками уничтожил клан моего брата, Эмиэля Омбрэ, выпил его кровь. Он и до того был сущим дьяволом, а после так и вовсе с катушек съехал. И никто не говорил, что твоя любезная еще не померла его стараниями, а он – не просек, в чем твоя задумка.
– К черту тактику и стратегию, отец. Я желаю эту мощь и заполучу любыми силами, слышишь? Есть множество книг, описывающих ритуал извлечения Павшего. Сперва я женюсь на ней, получу наследников, а затем – рассеку ей горло эльфийской Саиль. Мне нужна сила Павшего, ясно тебе?!
– Что ж, поступай, как знаешь. Но твою смерть я оплакивать не буду.
Павший отпрянул от стены и бесшумней кота ринулся прочь по коридорам, будто за ним гналась стая адских псов. Но лишь мгла окутывала его со всех сторон, пока он не замер у высоких, изящных дверей, оплетенных шипастыми стеблями роз.
– Ты ведь будешь моей женой? Будешь? – сквозь мрак доносится до меня уже такой знакомый и ненавистный голос, который так и хотелось прервать, выдрать трахею, перегрызть глотку, отрубить голову, лишь бы это существо не смело сказать и слова больше своими гнилыми устами. – Я всё для тебя сделаю, милая. Проси о чём хочешь, и я сверну горы – только скажи мне.
– Не говори чепухи, Кристофер, – смущение и радость сквозят в дрожащем голосе, тоже до дрожи знакомом, но я никак не мог вспомнить, кому же он принадлежит, – ты же знаешь, что я счастлива только от того, что ты рядом со мной, как сейчас, как был всё это время. Но сейчас война, сейчас не до таких вещей, хоть я и люблю тебя до безумия.