Камень ацтеков

Долгова Елена

— Ты темнишь, чтобы спасти свою шкуру.

— Пречистая Дева свидетель — нет! На этот раз говорю истинную правду. Я отдам тебе три четверти, я отдам тебе все — все, что только захочешь. Только не убивай меня, пожалуйста…

— Кто предал раз, тому больше нельзя верить.

— Я поклянусь!

— Да слышал я уже такие клятвы… Засунь их сам знаешь куда.

Ланда беззащитно скорчился на земле. У Баррета уже кончился запал злости, его снова одолела тоска.

— Вставай!

— Между прочим, ты мне вышиб передний зуб, — грустно пробормотал

испанец и обильно сплюнул на камни.

— Следовало вышибить из тебя грязную душу.

— Я не могу подняться — дай, пожалуйста, руку. Мне очень плохо, Питер, и не только от твоих кулаков. После побега из Тено все пошло не как следует — ей-богу, всюду одни бедствия, неудачи и козни врагов. Наверное, это проклятие Бога… Не знаю. Наверное, и впрямь не следовало пытаться обманывать тебя.

— Почему там, в лесу, ты попросту не зарезал меня? Зачем было валить дерево?

— Я не мог тебя зарезать, потому что поклялся.

— Врешь!

— Я не надеялся справиться с тобой.

— Поэтому устроил ловушку и бросил меня на съедение ягуарам?

— Питер, прости!

Ланда больше не пытался оправдываться, он покорно сидел на земле, подтянув острые колени к подбородку. Похоже, избитого испанца сильно тошнило.

— Где ты болтался все это время? — А?

— Где ты был, подлец?!

— Везде. Бродил по сельве. Мучился в плену у индейцев Нариньо. Дошел до Веракруса, там меня потащили в суд… О боже! Расскажи лучше, каким образом ты умудрился обогнать меня на пути от Веракруса до Картахены.

— Заткнись. Эта история не про тебя. Сознавайся лучше, куда дел мою карту?

— Да тут она, под рубашкой, на, возьми, твоя карта не принесла мне особого счастья.

— Где золото?

— В укромном местечке неподалеку.

— Отдашь мне все.

— Ладно, как скажешь, Питер.

— После посчитаем затраты, и я верну тебе небольшую долю — чтобы ты не подох от голода. Живи подольше и помни, как я окунул тебя мордой в грязь.

— И ты туда же, Питер. Всюду одна грязь. Ради толики богатства каждый готов в ней вываляться, но с еще большим желанием топит в дерьме других.

— Поднимайся на ноги. Из тебя очень плохой проповедник.

Ланда попытался подняться, но не сумел и сломанной куклой осел у сапог англичанина. Тот грубо подтянул его за шиворот.

— Пошли, время не ждет.

Они вернулись на запад — туда, откуда пришел испанец. Ланда отыскал камень, давным-давно грубо обтесанный в виде птицы.

— Я зарыл деньги под валуном. С утра двинул проверить клад и, надо же, какая неудача, встретил тебя, мерзавца.

— Откапывай.

Эрнандо неловко опустился на колени.

— Только не пытайся заколоть меня со спины. Бог видит все, он непременно накажет тебя за жестокость, Питер…

— Заткнись.

Испанец копал довольно долго — прямо исцарапанными руками, но так и не решился попросить у Баррета клинок.

— И это все? — разочарованно протянул пират, осмотрев бочонок. — Сумма не особенно-то и велика.

— А чего ты хочешь?! Изумруд

слишком странный и приметный, чтобы его охотно брали ювелиры. Богач, который купил камень, дал очень дешево и теперь собирается разделить его на части… Кроме того, копи Новой Гранады и так поставляют самоцветы в изобилии, а это чертовски сбивает цену.

— Я забираю часть прямо сейчас, наличными пистолями. С этого часа ты от меня ни на шаг. Я не собираюсь давать тебе возможность выкопать и перепрятать деньги.

Де Ланда опустил голову.

— Куда теперь идти?

— Только не в твой бывший дом. Он опечатан трибуналом. И, конечно, не к потаскухам — меня от них тошнит.

— Тогда стоит пойти в приличную распивочную.

Они нашли себе пристанище в порту, в маленькой грязной таверне. Ланда против обыкновения дурманящих листьев не жевал и не прикасался к вину. Он сидел, уронив темноволосую голову на скрещенные ладони. Разбитый нос все еще кровоточил. Тонкие, красивые руки испанца испятнала засохшая кровь.

— Господи, сделай что-нибудь…

— Хватит ныть, — грубо оборвал Баррет, — Радуйся лучше, что я тебя не убил. Ты сумеешь устроить ей побег?

— Как?

— Точно так же, как ты помог мне бежать из вонючих казематов Сан-Хуана.

— Нет.

— Ты только что обещал это сделать.

— Я просто не хотел умирать с перерезанным горлом. Ты был слишком зол и не помнил себя. — Ланда вяло махнул рукой. — А по поводу побега… даже не надейся, Питер. Одно дело заурядный пират, каких без счету побывало в тюрьмах Новой Испании, совсем другое — дело о ведьме. Лусию держат в подвале дворца инквизиции.

— А в чем различие?

— Во всем. До камер не добраться, минуя главный вход. Покойников сжигают за городом. Все люди — сторожа и прислуга — под строгим надзором монахов. У них доходные места, а в случае измены наказание ужасно.

— Разве дублоны не отворяют любых дверей?

— Только не в случае с инквизицией. Тебе повезло, англичанин, ты родился там, где этого черного страха не существует.

— Ты не будешь даже пытаться?

— Я хочу попытаться. Но я не верю в успех. Это не то настроение, которое может улучшить дело.

— Что еще?

— Ничего хорошего. Аусию не схватили бы, если бы не улики. Должно быть, на нее донесли — она практиковала лечение за плату и заодно, по мелочи, любовный приворот.

— Разве этого достаточно для осуждения?

— Достаточно для ареста. Можешь не сомневаться — попав в лапы святых отцов, она расскажет все.

Баррет холодно, в упор, уставился на де Ланду.

— А ей есть что рассказывать?

— Да! Да! Дьявол меня побери, ведь это правда… Она баловалась почти безобидной ворожбою, но и это еще не все. Я молчал несколько лет и готов был молчать вечно… Сармиенто сама из семьи еретиков. Ее отец был осужден в Кадисе, именно поэтому ее мать и брат сбежали на Айла Баллена. Об этом не знал никто, кроме меня, но теперь правда все равно выплывет наружу.