Камень ацтеков
Шрифт:
— Стойте! — крикнул главный инквизитор Картахены, и этот грозный голос сумел перекрыть шум испуганной толпы.
— Стойте, испанцы! Разве вы овцы? Мы под защитой крепости Сан-Фелипе-де-Баррахас. Смотрите на меня — вот я, перед вами. Стою на открытом месте, и под одеждой нет лат. У меня есть вера, и мне не нужна другая защита…
Отвага старого доминиканца отрезвила солдат и горожан. Шум понемногу утих. Останься Баррет на месте, он бы, пожалуй, успел перезарядить мушкет и, заодно с Мунтралой, пристрелить
Там возле кромки прибоя темнела небольшая парусная лодка — ланча. Питер прищурился и прикрылся от солнца, рассматривая кучку рыбаков. Они только что выгрузили сети и присели перекусить. Забытый всеми бочонок для воды (и, возможно, не пустой) валялся на песке. Баррет вытащил из-за пояса пистолет с испорченным замком и направил его в лоб пожилому метису.
— Брысь отсюда, речная крыса!
Безоружные люди не заставили себя упрашивать. Они, бросив сети, улов, повозку и смирного ослика, пустились бежать и поспешно скрылись в тростниках.
Баррет забрал воду и влез в лодку, однако предварительно бесцеремонно затолкал туда де Ланду.
— Куда ты собрался уплыть?
— На Тортугу, черт тебя побери.
— На Тортугу?! Чокнутый — на этой скорлупке пересечь Карибское море…
— У меня нет выбора. Впрочем, лодка в хорошем состоянии и выглядит довольно прочной.
— Прощай, я вылезаю на берег.
— Как бы не так. Ты поможешь мне возиться с парусом.
Баррет крепко толкнул испанца, мешая ему выбраться. Морская пена облепила их обоих.
— Да ты что, Питер! Я ничего не умею, не разбираюсь в парусах, да и что я стану делать на пиратском острове?!
— Не важно. Об этом подумаем по дороге. Вперед! Олоне сумел в обычном каноэ проплыть от Юкатана до Тортуги, а я собираюсь сбежать из Картахены. У нас есть вода, найдется и пища. Не трусь! Или ты предпочитаешь симпатичный костер?
— Конечно, не предпочитаю.
Испанец осмелел и кое-как устроился под навесом на корме.
— Твои пираты, Питер, убьют меня, как только увидят, — мрачно предрек он.
— Посмотрим.
Лодка уходила в море. Баррет обернулся с кормы в сторону зеленого мыса, города, крепостных стен и недостроенных укреплений Сан-Фелипе-де-Баррахас.
«Я вернусь, — пообещал он в душе. — Уж когда-нибудь я вернусь, тогда мы сочтемся за все. Они пожалеют, что упустили меня живым».
Он долго смотрел туда, где в мутной дымке побережья исчезала Картахена с ее прямыми улицами, желтыми псами, торговцами, торжественным звоном, тавернами, галеонами, изумрудами и Пласа Майор. Там плыли в жарком мареве крыши домов, солнце беспощадно жгло голые камни мостовой.
Баррет отвернулся. По этой нестерпимо раскаленной поверхности одиноко шла Сармиенто. Каждый новый шаг не приближал, а удалял
В конце концов она пропала совсем.
Баррет открыл глаза и взялся за весло.
— Надо было поменьше пить в первый день, но ты меня не слушал. Скоро останемся ни с чем.
Ланда отлеживался неподвижно, пряча лицо под смятым платком. Стоял мертвый штиль. Ланча медленно перемещалась за счет морского течения. Баррет потряс бочонок с водой и оценил остаток.
— Эрнандо, очнись! — Он встряхнул приятеля за плечо и отобрал у него платок.
«Будь я проклят, если с этим проходимцем не беда».
Испанца трясло. Казалось, что лихорадка у него усиливается прямо на глазах.
— Хорошо, я пошутил. Хочешь воды? Можешь забрать и мою долю тоже.
Ланда не ответил, даже не поднял век. Неподвижная рука оказалась удивительно горячей, как галька, раскаленная солнцем. Попытка силой напоить приятеля кончилась ничем, вода бесполезно стекала по щеке, зубы оставались плотно сомкнутыми, разжимать их ножом Баррет не решился.
Он отошел на корму и сел там, поджав ноги. Шли часы, солнце пекло немилосердно.
— Мне холодно…
— Э, да ты в сознании, Эрнандо?
— Кажется, что да. Только сильно замерз.
— Вокруг такой зной стоит, что море испаряется.
— Холод не снаружи, а во мне, он идет изнутри.
Баррет укрыл больного его плащом, но ничего не изменилось, даже под тканью было видно, как де Ланда дрожит.
— Господи, как же мне отвратительно…
— Не бойся. Это самая обыкновенная возвратная лихорадка, ты подхватил ее в Новой Испании.
Эрнандо дернулся, пытаясь помотать головой.
— О нет… Это проклятие Камаштли. Оно действует. Там, на побережье Веракруса, я обокрал тебя и вместе с камнем взял на себя беду.
— Глупости. Я тоже прикасался к камню и шарил среди мертвых костей, но, как видишь, остался здоров.
— Проклятие индейского бога не делится на двоих.
— Не думай об этом. У тебя доброкачественная трехдневная лихорадка. От нее не умирают.
Ланда тусклым взглядом посмотрел куда-то сквозь Питера.
— Ты лжешь.
— Нет.
— Лжешь, чтобы меня утешить. Отойди, я не хочу видеть твое лживое лицо.
Баррет перебрался на корму, подобрал там весло и попытался грести, пить от этого захотелось сильнее. Озноб у Ланды все усиливался.
— Тошнит. Помоги мне приподняться.
— Не мучайся зря, блюй прямо там, где лежишь. В тряпку. Пусть тебе прочистит желудок.
— Я умру.
— Нет, это кризис. Скоро тебе полегчает.
На самом деле испанец уже изменился до неузнаваемости. Кожа посерела, щеки запали.