Камень Апокалипсиса
Шрифт:
Она откинулась на спинку стула и залилась смехом.
— Я даже не уверен, живут ли они здесь… — промолвил Спенсер. — Хотя Шарлоттсвиль, похоже, действительно привлекает кое-каких знаменитостей. Неподалеку от города есть ранчо Сисси Спейсек, две сотни акров. И еще имение писателя Джона Гришэма.
— О, судья, я и не знала, что вас интересуют «звезды».
— Меня-то не интересуют, — сказал он, — но вот моя супруга тщательно отслеживает всех, кого считает социально значимыми фигурами.
Здесь Спенсер решил поменять тему:
— А где вы провели детство?
— В крошечном чумазом городишке в Колорадо.
Спенсер заметил, что у нее наворачиваются слезы.
— А ваша матушка?
— О, у нее такой боевой характер!.. Точнее, дикий. Человек просто не в себе, со стороны даже смешно. Они познакомились в Англии во время войны, потом отец привез ее в Колорадо, и с тех пор она возненавидела это место. Мама родом из Лондона и так и не смогла вписаться в сельскую жизнь. Не выносит фермеров. Говорит, что они все время жалуются на нищету, хотя владеют сотнями акров. Но отца она очень любила и до сих пор живет там. Обожает носить шляпки и меняет их каждый день… Местные поначалу не очень-то ее жаловали. Мама не обращала внимания. Отказалась ходить в церковь и на глазах у всех курила отцовские сигареты. Она мне часто говорила: «Патти, никогда не успокаивайся». Мой вкус в одежде от нее. Может быть, немножко детский, слишком романтический, но так я выражаю свою независимость. Пошла по ее стопам.
— Сейчас у вас вполне нормальный вид, — заметил он и тут же спохватился. — То есть… э-э… смотритесь вы очень хорошо… Просто не слишком отличаетесь от других.
— Гм. Прямо не знаю, считать ли это за комплимент… Я торопилась, а дом мой рядом, за углом. Наш процесс мне спать не дает. Да и вам, наверное…
Наступила неловкая пауза.
— А что у вас за история? Почему вы стали юристом? Наверное, только этого от вас и ждали?
— Как прикажете понимать?
— Да нет, я не к тому, чтобы вас обидеть… Просто подумала… Когда знаешь, кто вы, кто ваша жена, в каких кругах вы вращаетесь… Вот я и решила, что вы выросли в семье адвокатов или дипломатов. Да вы сами все отлично понимаете: «Лига Плюща», гольф-клуб, имение с особняком, великосветские рауты. Серебряные ложки.
Сейчас Спенсер начинал серьезно сомневаться в мудрости сделанного приглашения к совместному ужину.
— Ах, серебряные ложки? Поговорка, да? Хотите сказать, что меня родили в рубашке, с серебряной ложкой во рту, в руке и еще в одном месте?
— Приношу свои извинения.
— Нет, — ответил он. — Предпочитаю, чтобы вы остались. Я вам открою один ма-аленький — вот такусенький — секрет. Мой отец был военным. После его гибели мать по вечерам, после работы, стирала чужое белье, чтобы свести концы с концами. Свои миллионы я заработал старомодным путем: неравный брак.
Делани даже не улыбнулась.
— Между прочим, я только что изящно пошутил, — посетовал Спенсер. — А впрочем, вам лучше расспросить мою жену. Как-никак, это я ей неровня.
Не хотел он этого говорить. Само вылетело.
— А я слышала — все совсем наоборот, — ответила она.
Прямота Делани изумила Спенсера. Он даже не мог сразу понять, как реагировать: возмутиться за оскорбление жены или, наоборот, сказать спасибо?
— Деньги никогда меня не впечатляли, — добавила она. — Люди позволяют деньгам управлять их жизнью. Деньги за них принимают решение, кто чего стоит. Кто кого выше. Кто кому неровня.
— Хотите сказать, что, буде представится такая возможность, вы предпочтете жить бедно и счастливо, нежели богато и уныло?
— А вы сами? Разве выберете другое?
— Помню, после смерти отца бывали такие времена, когда у нас с матерью не хватало денег, чтобы купить друг другу подарки на Рождество… Знаете, я подозреваю, что люди, заявляющие, что, дескать, можно быть бедным и счастливым, сами никогда шкуру бедняка не примеряли.
Вновь появилась официантка, на сей раз с блюдом для Делани: огромная тарелка равиолей. Спенсер расплылся в улыбке:
— Боже мой, ведь я не пробовал равиоли с детства! Мать всегда покупала их в консервных банках. Постойте… Как же они назывались-то? Там еще такой симпатичный дядька в поварском колпаке…
— Шеф Боярде!
— Да-да, он самый! Как же они… А, «Спагетти-Ос»!
— Сразу видно гурмана! Боюсь только, эту марку выпускала другая компания. Я тоже ими очень увлекалась…
Она помолчала.
— Судья, не сердитесь на меня, если я вас ненароком обидела… Я не знаю… Такое впечатление, что всякий раз, когда мы с вами встречаемся, я говорю… или делаю что-то глупое. Давеча «ягуар» вам новый разбила… Почему-то рядом с вами мне как-то… не по себе. Наверное, оттого, что я вами восхищаюсь. А если совсем начистоту, вы меня просто запугали… Я, наверное, несу ерунду, да?
Вновь ее прямота и открытость поразили Спенсера. Мелисса уж точно навесила бы ей ярлык «дура наивная». Он не знал, что ответить, и, подождав пару секунд, она сменила тему:
— Очевидно, ваша мама очень трудолюбивый и замечательный человек. Она… еще жива?
— Да, только вот видимся мы редко.
— Слишком заняты?
— Да нет. Они с моей женой друг друга не выносят.
— Ужас какой, — посочувствовала Делани. — В смысле жаль, что так… Вы не рассердитесь, если я кое-что скажу? Я была удивлена, встретив вашу жену. Совсем не похоже, чтобы вы с ней отлично ладили. Ой, Господи! Что я несу? Опять лезу не в свое дело! Извините. День сегодня выпал очень длинный, а от этого вина у меня, похоже, язык сам по себе болтается.