Камень Апокалипсиса
Шрифт:
Прежде чем объявить перерыв до завтра, он покончил с традиционными формальностями, которые преследуют каждого судью: сделал несколько распоряжений секретарю и приставу, приказал присяжным не обсуждать дело между собой, позаботился об иных аспектах и, наконец, встал, завершив текущее заседание. Идя на выход, он в глубине зала заметил какого-то пожилого человека, чье лицо показалось знакомым, хотя как и почему, Спенсер сказать не смог.
Парой минут позже в дверь кабинета постучала мисс Алиса и объявила, что с ним хочет встретиться профессор Иллинойсского университета.
— Он говорит, что вы были его студентом.
Ах да! Вот и оно — имя. Доктор филологических
Эван сердечно поприветствовал старого преподавателя. Бенедикт, казалось, по-прежнему ходил в том же твидовом пиджаке с кожаными накладками на локтях, как и три десятилетия назад.
— До сих пор читаете? — спросил Спенсер.
— О нет-нет, что вы, мой мальчик, — слабо улыбнулся профессор. — Я ведь давно на пенсии, какие уж там лекции… Заехал сюда немножко отдохнуть, повидаться с дочерью. Она преподает в здешнем университете. Как и я, английскую литературу.
— Ах, сколько лет, сколько зим… — вздохнул Спенсер, не зная толком, о чем говорить.
— Боюсь, я к вам по делу, — посерьезнел Бенедикт. — В «Шарлоттсвильских курантах» я встретил заметку про убийство в доме Арнольдов. Там ваше имя… По-моему, у меня есть что сказать. К сожалению, миссия моя не из самых приятных…
Спенсер понятия не имел, что за связь может существовать между его старым преподавателем и Арнольдами, однако ясно видел, что Бенедикту сейчас не по себе.
— Если ваши сведения касаются убийства, — осторожно сказал Спенсер, — тогда вам лучше поговорить с прокурором, а не со мной.
— О нет, именно с вами, потому что дело касается лично вас.
Бенедикт положил ногу на ногу, потом сел прямо и принялся нервно теребить свой галстук-бабочку.
— У вас ведь не очень много осталось в памяти из моих занятий? — начал он. — Помнится, вы тогда дали ясно понять, что предмет вас мало интересует.
— Боюсь, — пожал плечами Спенсер, — вопросы литературного стиля и композиции нельзя назвать моим коньком.
— Да, ведь вам никак не удавалось получить тогда зачет. Конечно, сейчас мне трудно перечислить все те оправдания, на которые ссылались студенты, но ваш случай я запомнил. Я согласился дать вам второй шанс. Согласился поставить «удовлетворительно», если вы представите еще один реферат, и вы выбрали тему цензуры. К моему удивлению, ваша работа оказалась просто блестящей. Помните?
— М-м, — неопределенно отозвался Спенсер. — Не в подробностях.
— Ах да, подробности! Как говорится, дьявол виден в мелочах… За работу я поставил «отлично», вам благополучно вручили диплом, а затем вы переехали сюда и поступили на юридический факультет.
— У вас доброе сердце, профессор. Я очень признателен за тот второй шанс.
— В последний год моей преподавательской карьеры один из студентов тоже написал мне курсовую работу про цензуру, причем столь же блестящую. Блестящую настолько, что я заподозрил неладное. Дело в том, что голова у него не такая светлая, как у вас. Я и подумал, что он где-то отыскал ваше эссе и, как говорят студенты, «передрал» его чуть ли не слово в слово. Из личного опыта я знал, что рефераты, получившие в свое время высокие оценки, склонны появляться вновь и вновь, порой через десятилетия. Я покопался в архиве, нашел вашу работу, сравнил ее со свежим эссе и… все мои опасения оправдались. Тот молодой человек, выходит, воспользовался вашим трудом. Знаете… там была одна фраза… она мне особенно запомнилась. «Кабы из уст человеческих могла исходить только мудрость, великая тишина простерла бы над землей свои темные крылья».
Нет, этого Спенсер не помнил.
— Надеюсь, вы не очень сильно наказали того студента, — решил ответить он. — По молодости мы все делаем ошибки, особенно в школе.
— О да, несомненно, — кивнул Бенедикт. — И ваше замечание определенно говорит о вашей всепрощающей натуре. Но знаете, в моей области плагиат считается абсолютно непозволительным грехом. Бывали случаи, когда из-за него рушились звездные карьеры и ученых, и писателей.
— А что сталось с бедолагой-студентом?
— Я поговорил с ним начистоту. Положил на стол обе работы — вашу и его, — и он сознался. Сознался в том, что поддался искушению, совершил плагиат. Но при этом категорически отрицал, что пользовался вашим эссе. Он «передрал» книгу.
Из портфеля Бенедикт извлек ветхий коричневый томик и громко зачитал его название: «Мир, который построил Кобб».
— Книга издана в тысяча девятьсот двадцать четвертом году, сборник статей Франка Кобба, который когда-то работал редактором газеты «Мир Нью-Йорка». Вот тут, на странице 350… Перепечатка выступления Кобба на заседании Нью-Йоркского экономического клуба от шестого апреля двадцатого года. В частности, я здесь подчеркнул одну фразу из его речи…
Бенедикт на мгновение вскинул глаза на Спенсера, затем прочитал вслух:
— «Кабы из уст человеческих могла исходить только мудрость, великая тишина простерла бы над землей свои темные крылья».
Бенедикт гулко захлопнул книгу.
— Прочитав эту речь, — горько сказал он, — я понял, что вы обманули меня ради получения зачета. Вы украли слова Франка Кобба.
Да, сейчас Спенсер вспомнил. Он никак не мог нагнать учебу из-за тяжелой болезни матери. Выпуск был уже не за горами, а академическая успеваемость Эвана дышала на ладан практически по всем предметам. Ведь столько занятий пришлось пропустить… На книжку Кобба он наткнулся случайно, копаясь в читальном зале. Древнее выступление какого-то журналиста показалось вполне подходящим, вот Спенсер и решил, что никто не узнает про истинный источник его студенческой мудрости… Так и вышло. До поры до времени…
Бенедикт положил книгу судье на стол.
— Это вам, — сказал он. — Про ваш плагиат я знал уже довольно давно и даже верил, что смогу о нем забыть. Пусть все канет в забвение, думал я… Но вот сегодня утром, проснувшись, я тем не менее решил прийти и все вам рассказать. Ведь вы — судья. Человек, который по определению считается честным и порядочным. Да и кому, как не вам, знать, что грех всегда остается грехом, от него не убежать…
Профессор вышел из кабинета, не дожидаясь оправданий и даже не предложив руки на прощание. Спенсер был раздавлен, словно его, мальчишку, только что подловили за постыдным делом прямо в школе. Он попробовал найти спасение в логике.
Ведь я был тогда совсем молод и зелен. Ну, совершил одну ошибку… Да и сам профессор Бенедикт… Его что, жизнь никогда не заставляла ловчить? Какое вообще он имеет право попрекать меня грехами?..
Спенсер взял книгу со стола и швырнул ее в мусорное ведро.
Какой гнусный, отвратный день.
13
Вечером в среду судья Спенсер не торопился домой, а просто сидел в кабинете, придумывая себе одно дело за другим. Мелисса заранее предупредила, что задержится в гольф-клубе. По правде говоря, он и не испытывал особого желания ее видеть, тем более сейчас, когда возникли серьезные подозрения насчет конюшни и неверности супруги.