Камень Книга седьмая
Шрифт:
– Ваше императорское высочество, – начал неуверенно Владимир, – три дня мало. Нам ведь ещё с братьями переговорить надо и объяснить ситуацию… В конце концов, семьи собрать…
– Три дня, отец Владимир, – твёрдо заявил великий князь. – Мой телефон вы знаете, также знаете, что я умею быть очень убедительным. Постарайтесь донести эту простую мысль и до ваших братьев.
– Хорошо, ваше императорское высочество.
– Ещё вопросы? Просьбы?
– Вопросов и просьб пока нет, ваше императорское высочество, – поклонились оба батюшки.
Молодой человек повернулся к Святославу:
– Ваше
– Рад это слышать, Алексей, – важно кивнул патриарх. – Могу ли я предложить братьям помощь в переезде?
– Безусловно, ваше святейшество. – И молодой человек повернулся обратно к Владимиру с Василием. – Господа, ещё один существенный момент. Чтобы не было недопонимания и разных там инсинуаций, прошу воспринимать полученные приказы со стороны господина Пафнутьева, Белобородова и Кузьмина как отданные мной лично.
– Безусловно, ваше императорское высочество.
– Алексей Александровича будет вполне достаточно. Ваше святейшество, не желаете ли совершить променад после сытной трапезы? А отцы Владимир и Василий пока ответят на срочные вопросы господина Пафнутьева.
– С удовольствием, Алексей.
– Ну ты дал, царевич! – Кузьмин хлопнул меня по плечу. – И уже на акцию батюшек сходу подписал! – Он повернулся к Пафнутьеву. – Учись, Борисыч, бац-бац – и в дамках!
– Согласен, – обозначил тот улыбку. – Это был как раз тот случай, когда грубый наезд сразу решает все вопросы с взаимопониманием, а клиент делается мягким и податливым, как та известная субстанция. Хотя Алексей батюшек до этого и так в угол загнал, а тут просто добил.
– Наша с Прохором школа! – оскалился Кузьмин. – Мы во время дальних рейдов так же предпочитали действовать, хоть и знали по-китайски только основные выражения и международный язык жестов.
– Ванюша, – ухмыльнулся Прохор, – ты, насколько я помню, одно только выражение по-китайски знал, цитирую: «Зверь, эта тварь узкоглазая мне не нравится, воткни ему ножик вон туда».
– Виталий Борисович, – вклинился я, – батюшки хоть дельное что-то сказали, пока мы с патриархом битых три часа друг друга светскими беседами развлекали? Мне даже пришлось объяснять свое кощунственное отношение к останкам покойного Мефодия, но, боюсь, понимания я так и не встретил…
– Сказали, Алексей, – кивнул Пафнутьев, – я уже успел кое-какие указания раздать, но там ещё работать и работать с информацией. А сейчас прошу простить, меня ждут с докладом в Кремле. И ещё, насчёт всех этих непонятных для моего понимания вещей, которыми ты угрожал батюшкам, в Кремле поймут, о чем идёт речь?
– Конечно, Виталий Борисович, – усмехнулся я, – передавайте привет любимому дедушке.
– Обязательно, Алексей. И… спасибо тебе! – Он опять обозначил улыбку. – В том числе и за слова о семье. Знаю, что говорил ты искренне, и я это ценю.
Пафнутьев повернулся и вышел из гостиной.
– Стареет наш Борисыч, – пробормотал Кузьмин, – сентиментальным становится…
Я же пропустил эти слова мимо ушей, чуйка внезапно предупредила о чужом взгляде
– Ваня, ты что-нибудь чувствуешь? – спросил перед тем, как провалиться в темп.
– Абсолютно ничего, – услышал через пару секунд. – «Тайгу» по тревоге поднимать?
– Не надо. Если ты ничего не чувствуешь, они и подавно ничего не услышат. Да что же это за херня такая? – поморщился я, не представляя, кто таким образом на меня смотрит.
А может, я себя на нервной почве загоняю? Взгляды все какие-то мерещатся. А может, и не мерещатся…
– Ты чего такой грустный? – Отец Василий отвлёкся от дороги и взглянул на сидящего на пассажирском сиденье отца Владимира. – Все же нормально прошло, а ведь у нас реально был шанс из особняка великого князя вообще не выйти.
– Да вот оцениваю личность нашего нового командира, – вздохнул тот. – Прежний-то, покойный который, с нами в дружбу играл, в демократию, творческий подход стимулировал для решения поставленных задач. А этот? Сходу пообещал в случае неповиновения семью вырезать и нас грохнуть. И, что самое характерное, говорил это всё так убедительно и таким обыденным тоном, как будто каждый день за завтраком младенцами невинными питается. Череп еще этот… – он перекрестился.
– А чего ты от него ждал, Вова? Там со всех сторон поколения профессиональных душегубов! Ещё и бабка царственная редкая змеюка, так что ничего удивительного я тут не вижу. Одно меня успокаивает, наш Святослав – мужчина принципиальный, а этот Алексей Александрович у него явно в любимчиках. И это после того, Вова, как этот самый Алексей Александрович чуть родичей нашего патриарха не вырезал. Лучше думай, как мы братьям и нашим семьям ситуацию будем объяснять, они-то пока счастья не имели с его императорским высочеством лично познакомиться и не успели оценить весь масштаб его личности.
– А чего тут объяснять, Вася? – пожал плечами Владимир. – За нас с тобой это уже сделал покойный Тагильцев, когда про взгляд великого князя и своих от него ощущениях рассказывал. Добавим только, что великий князь уже научился местоположение определять, и все вопросы сразу отпадут.
– А про то, что легко этим взглядом убить может, говорить будем?
– Не сейчас.
– Согласен. А вообще, ты в этом вопросе великому князю… веришь?
– А тебе моих вчерашних ощущений мало было? – буркнул Владимир.
– Такой скорости заползания под кровать я никогда не видел, – ухмыльнулся Василий и, глядя на демонстративно отвернувшегося друга, продолжил: – Вова, если бы это был какой-то левый колдун, получилось бы позорно, а тут будущий император российской империи тебя приложил, что, согласись, где-то даже и почётно. О таком, Вова, внукам рассказывают, как семейную легенду.
– Меня приложил семнадцатилетний пацан, вот что будут в семейных легендах говорить.
– Этот семнадцатилетний пацан несколько часов назад нас с тобой раком без всякого напряга поставил! – не выдержал Василий. – И даже голос не повысил! Так что заканчивай с рефлексией и настраивайся на работу. У нас впереди три дня самого настоящего кошмара с этим переездом. Хотя после переезда, чую, кошмар будет только усиливаться.