Камень третий. Дымчатый обсидиан
Шрифт:
«За что она так любит меня?.. — с тоской подумал Кангасск, глядя на дочку, зеленоглазую, черноволосую, невероятно похожую на него самого в детстве. — Чем я заслужил такую любовь? Макс ее воспитывал, рисковал за нее жизнью, а я что сделал?.. Ничего… я все проспал…»
— Легче? — деловито осведомилась Милия.
— Да, — с благодарностью улыбнулся Кангасск. И дочь улыбнулась в ответ.
— У меня лучший в мире отец, — сказала она и порывисто обняла Кангасска.
— Почему? — спросил он, старательно придерживаясь шутливого тона.
— Во-первых, потому, что
— Ну… какой же я герой, — Кангасск пытался усмехнуться весело, получилось не очень. — Вот твой дядя Милиан — герой, это да…
— Но ты же спас весь мир? — возразила Милия.
Кангасск ласково коснулся ее щеки.
— Это только в сказках один человек может спасти весь мир, — сказал он, уже не скрывая грусти. — В жизни так не бывает. В жизни у каждого своя маленькая роль, и, когда все играют слаженно, мир живет и побеждает.
Сказав последнее слово, Кангасск о сказанном тут же и пожалел… Если б ему в мечтательные двенадцать лет кто-нибудь сказал такое, у него бы мир в глазах порушился. Ни одной мечты бы не осталось. А кто есть ребенок без мечты?..
Но Милия, недолго помолчав, засмеялась:
— А я повторяю: ты лучший в мире папа! — заявила она с гордостью. — И настоящий герой. Дядя Милиан всегда говорил, что настоящий герой на самом деле совсем не чувствует себя героем и всем доказывает, что ничего особенного не сделал…
Вот так, Кан. Вот так. Маленький Макс только что, сам того не ведая (а быть может, напротив, — предвидя), спас твой отцовский авторитет. А перед этим потратил неведомое количество времени, чтобы внушить девчушке, что ты — лучший… Пожалуй, с тебя большое спасибо… и еще парочка прочитанных писем…
— Герои, герои… — махнул рукой Кангасск. — Расскажи мне лучше, как дела у тебя?
Казалось, этого вопроса Милия ждала давно. За короткое время она просто завалила отца новостями. Маленькие и большие тайны; легенды; ссоры и примирения; обиды; надежды; успехи в учебе; слухи; и просто мысли вслух… Пожалуй, многовато для того, кто тринадцать лет был не в курсе глобальных и локальных омнисийских событий. Но Кангасск показал себя примерным слушателем, и, если не понимал чего-то, то хотя бы делал вид, что понимает. Да и слушал с искренним интересом.
…Для себя же он отметил, что тот самый Лайель Грифон неизменно занимает в рассказах Милии главное место. Что бы ни произошло, за этим следовало повествование о том, как поступил в этом случае Лайель, что он сказал, что сделал… Тут и без предвиденья все ясно.
— …Папа, а можно тебя попросить? — вдруг заговорчески произнесла Милия; видимо, к ней пришла светлая мысль.
— Можно, — беспечно согласился Кангасск.
— Ну-у… — девочка смущенно опустила глаза. — Погадай мне… на счастье…
— Погадать? — Кан опешил.
— Да… ты же носишь целых два харуспекса… значит, гадальщик, —
Кангасск почувствовал, как дрогнуло, на краткий миг сбившись с ритма, сердце.
«…как тебе и было предсказано… помнишь ведь: было…»
Он вспомнил…
Вспомнил ночные улочки Таммара, себя, в ту пору совсем молодого и глупого. И девочку, подарившую ему свой харуспекс.
Погадай мне…
…пять монет…
…твоя судьба пересекается с ее судьбой…
…и что, сильно пересекается?..
…невеста…
…эта мелочь — моя невеста?..
…ты ее тоже разочаровал…
…она дает тебе шанс, раз подарила этот камушек…
Воспоминания, как потрепанные временем страницы, уже не хранили точных фраз, лишь штрихи, фрагменты. Казалось, все это пришло из какой-то другой жизни, где все было не так…
Занна. Сколько ей сейчас? Должно быть, двадцать три, не меньше…
Кангасск не знал, почему это так важно, но, стоило ему вспомнить, как все тревоги и сомнения, терзавшие его, словно испарились, а на душе стало легко-легко, как у мечтающего ребенка.
Он рассмеялся тихим, нежным смехом.
— Конечно! На кого гадаем? — весело подмигнул он Милии и добавил шепотом: — На Лайеля Грифона?
Милия радостно закивала. Глаза ее так и лучились счастьем. И такая искренняя была в этих глазах надежда, что страшно стало развеять ее неосторожным пророческим словом. Но Кан твердо усвоил уроки Таммара и знал, что лишнего не скажет.
— Хорошо. Тогда повторяй за мной: «Разрешаю Кангасску заглянуть в мое будущее»…
…Выведать будущее другого человека весьма не просто. Даже при харуспексе, не получив разрешения, можно лишь догадываться, предчувствовать, видеть отрывочные моменты и мучиться в сомнениях. Но, стоит кому-либо произнести эту простую фразу, как спадает темная пелена — и человек становится похож на открытую книгу, которую не так уж сложно прочесть.
Кан предполагал, что так и будет, но никогда не испытывал ничего подобного раньше. Огромное, неоценимое доверие было оказано ему. И огромная ответственность легла на его плечи.
Теперь ему предстояло взвешивать и обдумывать каждое слово, чтобы ничем не нарушить будущего Милии…
Вечером Кангасск осторожно постучал в комнату дочери, хотя и знал, что она еще не спит… долго, пожалуй, не уснет, окрыленная добрым предсказанием… просто не хотелось врываться в чужой мир без спроса.
— Да-да! — отозвался бодрый детский голосок.
— Это я, — тихо произнес Кан.
— Заходи, папа…
Несколько белых Лихтов горели под узорчатым абажуром вместо лампы, и их свет, проходя сквозь узоры, рисовал на стенах тени огнедышащих драконов и летящих птиц. На абажуре гордо восседал Игнис. Хозяину, посетившему «его» обитель, огнедел отсалютовал язычком пламени и звонким клацаньем зубов.