Камень. Книга пятая
Шрифт:
— А наушники-то с телефоном зачем? — не понял я.
— Я же сказал, что ей будет полезно посмотреть. А вот слушать пока рановато.
— Как скажешь, — кивнул я и направился на лестницу.
Девушку мне уговаривать долго не пришлось: хватило простого намёка на то, что сейчас Иван Олегович собирается продемонстрировать свои «колдунские штучки».
«Демонстрация» происходила на нашей лесной полянке.
— Алексия, будьте так добры, встаньте вон туда. — Иван указал девушке на краешек полянки. — Ваша задача пока будет заключаться только в том, чтобы просто смотреть и чувствовать. Слушать то, что я буду объяснять Алексею и Николаю Николаевичу, вам пока рано,
— Я все понимаю. — Девушка послушно отступила на край поляны и сунула в уши наушники.
А Иван повернулся к Николаю Николаевичу, хищно улыбнулся и спросил:
— Ты готов оказаться в аду, полковник?
— Всегда готов, Иван Олегович, — кивнул тот.
Полковник Литвиненко ещё вчера вечером около «Трех толстяков» обратил внимание на сопровождающего великого князя невысокого мужчину в плаще и кепке, который в ресторане так и не появился. Мужчина этот вообще никак не просматривался и не читался, а его принадлежность к охране великого князя была очевидной. Попытка Литвиненко во время одного из перерывов «на подышать свежим воздухом» более плотно прозондировать колдуна закончилась полным провалом — полковник, к своему немалому удивлению, не увидел вообще ничего! А колдун, зараза, к нему демонстративно повернулся и подмигнул!
Тут-то Литвиненко и вспомнил описанные Камнем обстоятельства покушения на него в Афганистане, когда великий князь до самого последнего момента не видел колдуна вообще. Помнил Литвиненко и свою консультацию, данную цесаревичу на том совещании, на котором разбиралось это покушение.
Естественно, он не стал разговаривать на эту тему с великим князем на банкете, а решил напроситься к нему в гости и уже в домашней обстановке пообщаться с молодым человеком насчёт этого непонятного колдуна со стоянки, тем более что великий князь за все время их знакомства показал себя достаточно адекватным представителем высшего совета, если так можно было называть будущего императора Российской Империи.
Литвиненко даже не удивился, что Годун, с которым у него за все время совместной службы в Средней Азии сложились не только хорошие рабочие отношения, переросшие в приятельские, с этим господином Кузьминым прекрасно знаком, а сам Кузьмин, на первый взгляд, вёл себя с Белобородовым и самим великим князем как с равными. Разговор с Камнем прошёл хорошо и свернул именно в ту сторону, на которую рассчитывал полковник с самого начала. А вот когда колдун согласился на предложение великого князя продемонстрировать что-нибудь интересное, Литвиненко несколько оробел, но вида при этом не подал, стараясь сохранить лицо.
— Ты готов оказаться в аду, полковник? — Улыбка колдуна не предвещала ничего хорошего.
— Всегда готов, Иван Олегович. — Литвиненко напрягся.
Полковник в жизни видел и испытал много, прошел одну большую войну и массу военных конфликтов помельче, много тренировался, но того, что с ним сейчас делал этот Кузьмин, не испытывал ни разу в жизни: все нарастающая боль ощущалась каждой клеточкой мозга, а сознание все плыло и плыло в сторону черной бездны заветного беспамятства…
— Слабоват ты, полковник…
Слабоват? Этот Голос сейчас говорил о нем? Слабоват???
Литвиненко гигантским усилием воли заставил себя перестать обращать внимание на боль и попытался собрать разрозненные остатки сознания в единое целое.
— Молодец…
И новый взрыв в голове, от которого мозг будто разлетелся мелкими стеклянными осколками…
И черная бездна накрыла полковника…
Я
— Слабоват ты, полковник… — покивал головой Кузьмин.
А я заметил, как Литвиненко сжал кулаки еще сильнее.
— Молодец… — и резкое увеличение плотности воздействия.
Когда Литвиненко с лицом без единой кровинки затих на земле, заверещавшая чуйка предупредила об опасности, и меня выбросило в темп. Накинутый колокол помог лишь на несколько мгновений, и вновь спасительное безмыслие обернулось беспамятством.
Очнувшись и дождавшись, пока хоть немного утихнет звон в голове, открыл глаза, заметив сидящего рядом уже не такого бледного Литвиненко. Иван же в это время спокойно что-то обсуждал со своей дочкой.
— Ну что, царевич, пришел в себя? — хмыкнул Кузьмин. — Бери Алексию и идите в дом, а я тут пока с полковником общаться закончу.
Литвиненко задрожал, но очень быстро взял себя в руки и предпринял попытку подняться. Кузьмин подошел к нему, протянул руку и помог встать на ноги, а нам с Алексией жестами другой руки показал уходить.
Пока мы с девушкой шли до дома, она, переполняемая новыми впечатлениями, успела поделиться своими ощущениями от увиденного. Все сводились к одному: от Ивана Олеговича что-то пошло, а Николай Николаевич немного посопротивлялся, а потом упал. Это же самое касалось и меня, с одной лишь разницей — воздействие на меня было гораздо сильнее, а упал я еще быстрее.
— Молодец, Лесенька! — похвалил я ее за наблюдательность, борясь с желанием потереть ноющий затылок. — Ты все правильно почувствовала. Скоро и ты так сможешь, если Ивана Олеговича слушать будешь.
— Правда? — схватила она меня за руку и с гордостью заявила: — Иван Олегович мне пообещал то же самое!
— Да-да, Лесенька, Иван Олегович плохому не научит…
Годун с Литвиненко уехали от нас в седьмом часу вечера, одновременно с Николаем и Александром. Причём полковник выглядел очень довольным.
— Иван, ты Николаю Николаевичу что-нибудь показал? — поинтересовался я у Кузьмина.
— Колокол я ему показал, — хмыкнул тот. — Полковник был очень доволен. Хотя я несколько удивлен тем, что в его возрасте и при его опыте он сам до колокола не допер. Но я тебе вот что скажу, царевич, не особо ему это и поможет против сильного колдуна, природных данных маловато. Вот если бы ты его поправил… — Иван многозначительно посмотрел на меня. — Вот там, может быть, он существенно и повысил бы уровень профессионального мастерства.