Каменная река
Шрифт:
— Вот черти! — сплюнул я, усаживаясь рядом с ними.
Тут мы заметили, что уже совсем стемнело. Коза больше не шевелилась — видно, издохла.
— Э, смотрите-ка! — воскликнул Чуридду.
Но мы смотреть не стали: нагляделись за день всего, так что сил на новые зрелища уже не было.
— Да взгляните, балбесы, — тормошил нас Чуридду, указывая на неподвижную тушу. — У нее кровь побелела.
И впрямь, из-под козы теперь сочилась какая-то густая белая жижа.
— Молоко, —
— Ты что, какое молоко? — не поверил Кармело.
— Говорят тебе, молоко!
Агриппино подошел к козе, обмакнул палец в белесую жидкость и сунул палец прямо в рот недоверчиво скривившемуся Кармело.
— Да пошел ты… — запротестовал было Кармело, но тут же воскликнул: — Ого, вкусное!
— Ну что, убедился, дурак?
Мы уставились на козье вымя, откуда струилась густая жидкость.
— Литра полтора можно было надоить, — заметил Агриппино.
Тури и Джованни по-прежнему неподвижно сидели на колючках друг против друга; на них никто уже не обращал внимания.
Ветер усилился, и мы вдруг вспомнили, что пора по домам.
— А что это там? — спросил Нахалюга. — Словно бы пыль летит.
Золотничок и я проследили за его взглядом, а Чуридду демонстративно повернулся на бок, как будто укладываясь спать.
— Никакая это не пыль, — сказал я.
— Как не пыль? — отозвался Нахалюга, прищурив глаза. — А что же это, по-твоему?
Тучка в вышине все сгущалась — из желтой сделалась серовато-лиловой.
— Что бы это могло быть? — всполошился Золотничок.
— Эх вы, ослиные головы, это же семена репейника! — объяснил Агриппино, который знал гораздо больше нас, потому что был сыном крестьянина. — Ветер рассеивает их по земле, оттого-то репей такой живучий.
Возразить было нечего. Нахалюга пинком разбудил Чуридду. Принесенные ветром хлопья уже накрыли куполом всю лощину вместе с нами.
— Эге, да нас тут сейчас живьем засыплет! — вскрикнул Карлик.
Он не ошибся: туча обрушилась на нас, как мы ни старались сдуть ее в сторону.
— Ой-ой-ой, да их тут тьма-тьмущая! — Чуридду побелел от страха.
Все в один миг покрылось этим пухом — и наши головы, и ветви олив.
Джованни и Тури наконец поднялись; Джованни оглушительно свистнул и приказал своей шайке:
— А ну пошли! Хватит прохлаждаться!
Кармело, Карлик, Пузырь и Агриппино покорно сгрудились вокруг него.
Джованни склонился возле молочной лужицы и хлебнул из нее.
— И впрямь вкусное.
На носу у него запеклась кровь, и, видно, в горле пересохло. Он и его дружки полезли вверх по склону и вскоре скрылись в облаке репейных хлопьев.
— Скатертью дорожка, — сказал я.
— А мы что, рыжие? — встрепенулся Тури. — Нечего тут рассиживаться.
— И
— Куда скажу, туда и пойдете, — отрезал Тури.
— Мы тебе не овцы! — вспылил Чуридду.
— Поговори у меня, морду расквашу!
— Кишка тонка!
Мы разозлились и бросили Тури одного.
— Видали, король нашелся! — возмутился я.
Возле источника мы настигли шайку Джованни.
— Только подойдите! — угрожающе зарычал он.
— Так, еще один король выискался, — сказал я. — Хватит с тебя твоих дураков, мы тебе не слуги.
Мы повернулись и пошли самым коротким путем к дому, но не успели сделать и десяти шагов, как нас нагнали Агриппино, Карлик и Кармело.
— А вы чего?
— Да ну его, мы не нанимались дохлых котов искать.
— Ну что, по домам? — спросил я.
— По домам!
По пути мы встретили крестьян верхом на ослах.
— Война идет, а вам бы все спину гнуть! — насмешливо бросил им Нахалюга.
— А тебе, стервецу, хлеб, видно, даром достается! — отвечали они.
На деревенских улицах было темно: время военное и окна полагается занавешивать.
У всех нас подвело в животе. Мы сговорились забежать домой, перехватить по куску хлеба и потом встретиться на площади.
Но в условленное место явились лишь Чуридду, Золотничок, Чернявый, Кармело и я.
— А где же остальные?
— Да тебе-то что до них? — сказал мне Кармело.
Народу на темной площади было мало.
— И чего мы сюда приперлись? — вздохнул Чернявый.
Может, приятели наши умно поступили, оставшись дома? Но тут нас привлек тусклый свет в окнах дома по виа Луиджи Капуана, где размещалась фашистская партия.
— Чур я первый! — заявил Чернявый.
— Нет, я! — крикнул Золотничок.
Мы все вместе облепили приоткрытое окно, откуда доносился нестройный гул голосов.
Нас сразу заметили: видно, чья-то тень упала на стену комнаты. Дверь резко распахнулась, и в глаза нам ударил свет.
— Атас! — вскричал Чернявый.
— Заходите, ребятки, заходите, — пригласил кто-то. — В нашем доме дверь для всех открыта.
Мы остановились в замешательстве, вспомнив, как нам прежде доставалось, если фашисты застигали нас возле этого дома.
— Как же, открыта! — буркнул Чернявый. — Надо сваливать, а то затащат внутрь да так отдубасят…
Но было поздно: у итель Салеми по очереди взял каждого из нас за руку и ввел в дом, ласково приговаривая:
— Входите, детки, не стесняйтесь, будьте как дома.
В комнате сидело человек десять. Стены были увешаны портретами, на одном из которых мы узнали короля.