Каменные сердца
Шрифт:
Двенадцатый дом стоял с южной стороны от островка. Девятиэтажный панельный в окружении сталинских общаг он выглядел как попугай. Его торец, обращенный к улице, недавно выкрасили в ярко-лиловый цвет, готовясь к приезду какого-то гостя. Гость не приехал, а дом остался блистать торцом.
Платон припарковался у обочины, не рискнув мучить подвеску въездной дорогой, и осмотрел двор. Останки детской площадки, давно спиленной на металлолом, огромные деревья, остовы лавочек, деревянных столов и ни души вокруг. Только два мутных силуэта мялись возле полицейского бобика. Розыскник достал из-за пазухи ПМ, проверил обойму,
У патрульного уазика мерзли, подняв вороты бушлатов, два «пэпса» – сержант и рядовой с автоматом. Курили.
– Здорово, мужики! – издали крикнул Платон.
Мужики флегматично обернулись.
– Здорово-здорово, – ответил сержант.
Платон показал удостоверение.
– А чего не в машине? Холодно же.
– Да там воняет, как у бомжа в жопе, – ответил рядовой.
– Вчера двух обосранцев в отделение везли, весь салон провоняли, скоты, – пояснил сержант.
– Понятно. Как звать?
– Леша, – протянул руку сержант.
– Влад.
– Платон, – пожал руки опер. – Ну что, сейчас дождемся еще одного гаврика и двинем. Куда, кстати? Что стряслось?
– Сто пятая квартира, – ответил сержант. – Соседи пять раз заяву кидали, сначала участковому, но тот и так в напряге, потому нашим в отделение. Наши поначалу отбивались, но потом дежурку дергать начали, наряды вызывать. Короче, надоели эти уроды из сто пятой, вот и решили прикрыть лавчонку.
– А чего нас из городского отдела дернули?
– А больше некого. Наши на операции, а участковые зашились вконец.
– Так, и что там в сто пятой за уроды?
– Мразота местная, – буркнул рядовой Влад, поправляя автомат.
Сержант осмотрел дом, будто сканируя.
– Это стеклянный дом. Тут каждый пятый по сто тридцать первой ходил, – сказал он.
– Знаю я, – пробурчал опер.
Становилось все холоднее, и полицейские не сговариваясь зашли в подъезд, поднялись на площадку между первым и вторым этажами. Подъезд казался доисторической пещерой: нз подвала тянуло тяжелой сыростью; стены покрывали сети местной наскальной живописи; потолок пошел рыжей плесенью от протечек; подъездные окна в щелях с торчащими отовсюду остатками древней ваты. Пусть и в дырах, а один черт теплее. Платон оперся на еще целые перила, уставился в треснутое окно, за которым бушевала быстро надвигающаяся зима. Через десять минут Влад ткнул пальцем в стекло.
– Это он идет?
Платон всмотрелся.
– Да.
Он сразу узнал сутулую фигуру молодого коллеги, его настырную походку. За одну эту походку уже стоило уважать Никиту: казалось, что он протаранит любую стену, только бы добраться до цели. Парень, не задумываясь, вошел в подъезд и поднимаясь на первый этаж, шумно отряхиваясь от снега. Увидел полицейских и заулыбался.
– Ну я и охренел до вас добираться. Метет – не видно ничего. Штук пять маршруток пропустил. Хоть бы заехали за мной, что ли…
– Тебе кто сказал, что я на Малом? – в лоб спросил Платон, пожимая руку.
– Дааа… никто. Сам догадался.
– Что за херня, Никит?
– Платон, я не был никогда так просто…
– Не мямли, говори прямо – решил скинуть ответственность на старшего товарища, да?
– Граждане начальники, может, пойдем, – оборвал его рядовой. – А отношения потом выясните.
Платон зыркнул сначала на «пэпсов», потом смерил презрительным взглядом Никиту и на этом успокоился. Отношения тут и не нужно было выяснять, лишь напомнить, кто среди них четверых тут главный.
– Должен будешь, – бросил он Никите и посмотрел наверх, в дыру между лестничными пролетами. – Кто хозяин этой сто пятой?
– Один дед загульный, устроил у себя что-то типа «малины», – ответил сержант. – У него постоянно какая-то кодла ошивается. Кто сейчас – не знаем. Но человека четыре там найдем.
– Почему раньше деда не взяли?
– Плевать было.
– Понятно. Тогда заходим, оцениваем обстановку, берем деда и пару человек с мордами пострашнее. Если кто останется – разгоняем. Потом везем к вашим, в отделение. Без приказа никого не трогать, но быть начеку. Если на меня попрут, чтоб вмиг впряглись. Ясно? – Платон обвел взглядом подчиненных. – Тогда двинули.
Лифт не работал и подниматься пришлось по лестнице аж на восьмой этаж. Дрянной это был подъезд, с поганой какой-то историей, расписанной на стенах и даже потолке. И кто только мог начать вызывать сюда полицию? Поднявшись на четвертый этаж, они услышали, как наверху хлопнула дверь, и кто-то грузный начал спускаться. Платон дал знак быть наготове. Стали двигаться медленней, прислушиваясь к торопливым шагам. На лестничном пролете между пятым этажом и площадкой им встретился неопрятного вида мужичок. Увидев незнакомцев, двое из которых еще и в полицейской форме, он смутился, но попытался проскочить мимо.
– Стоять, – рявкнул Платон.
Мужичок замер.
– Из какой квартиры?
– Из девяносто девятой, – испуганно прохрипел тот.
На полицейских дыхнуло устым перегаром.
– Деда из сто пятой знаешь?
– Д-да.
– Ну-ка пошли.
– Куда? – мужичок прижался к стене.
– Тебе че-то объяснить? – оскалился Никита. – Нет? Тогда делай, че говорят.
Алкоголик неуверенно попятился, но молодой опер отвесил крепкий подзатыльник, придав этим больше уверенности. Стали подниматься впятером. На шестом этаже в одной из квартир громко играла музыка, вырываясь из-за двери ухающим тамтамом. На пролете между седьмым и площадкой Платон чуть притормозил их случайного помощника.
– Позвонишь в дверь, скажешь, чтоб открыли. Потом вали отсюда. Если попадешься – заберем.
Вот и восьмой. Дверь сто пятой квартиры оказалась ветхой, без глазка и с рваной оттянутой дырой, заменявшей ручку. На дерматиновой обшивке, давно протертой по углам, крупно выведено мелом «109». Зачеркнуто, ниже тем же почерком – «105». На счастье, дверь открывалась внутрь.
Мужичок встал перед ней, неуверенно покосился на выстроившихся вдоль стены полицейских и нажал на кнопку звонка. Внутри раздалось чахоточное дребезжание и все затихло. Ничего не произошло. Тогда алкоголик позвонил снова. Дребезжание, тишина. Мужичок покосился на Платона, который буравил его недобрым взглядом. Но вот за дверью раздалась возня, и каркающий голос спросил: