Каменный Кулак и охотница за Белой Смертью
Шрифт:
Годинович, глазом не моргнув, пересказывал байки отца, как свои собственные, и вскоре превратился в глазах Кайи из «олуха» и «говорливого венеда» в Уоллека и глазастого внука Тапио.
Прощаясь, Волькша опять чуть не осрамился. Он поблагодарил хозяйку за угощение и привет со всем красноречием, на которое был способен сын Годины Ладонинца, он испросил разрешения время от времени наведываться в гости, а, получив на то радостное соизволение Кайи, двинулся домой… без телочки. Ему, конечно, удалось превратить свою оплошность в шутку, но, топая с коровкой к Ладони, он щедро надавал сам себе оплеух и затрещин.
– Вот
Утиная охота
Волькша никогда не сознавался в этом даже самому себе, но в тот день игривая телочка старшего брата привела парня к первому настоящему другу в его жизни. Как ни крути, а Ольгерд был для него всего лишь приятелем. Их связывала только отроческая жажда веселых похождений, которые каждый из них понимал по-своему. Для одного это были драки и шкоды, для другого походы и встречи. А так им даже поговорить было не о чем.
С Кайей же они могли днями напролет рассказывать друг другу разные былицы и байки, делиться приметами и умениями.
Взять хотя бы стрельбу из лука. Еще предыдущей зимой Волькшу потрясло умением Кайи поражать стрелами самые немыслимые цели. Как-то он попросил у девушки разрешения испытать ее грозное оружие. Взяв олоньский лук, Годинович приготовился вложить все силы в натягивание тетивы. Какого же было его удивление, когда он справился с ним играючи. И причина была не только в том, что олоньские охотники использовали для тетивы лосиную жилу, которая у венедов шла только на самострелы. Сам по себе лук был не таким тугим, как ожидал Волькша. Из такого стрела вряд ли могла пролететь дальше ста шагов.
– А зачем больше? – удивилась Кайя.
– Как зачем? – в свою очередь поразился венед: – Если стрела летит на сто шагов, значит, серьезно ранить она может только в пятидесяти или даже меньше.
– Уоллека, ты все-таки чудной, как и все венеды, – сказала Кайя: – Не обижайся, но твой народ всегда мнит что размах, ну, или сила – это самое важное. Вам кажется, что чем дальше полетит стрела, тем больше добычи принесет вам Хийси. Но в каком лесу ты видел простор, где можно выстрелить на сто шагов и ничего не задеть? Ты-то сам, кстати сказать, с сорока шагов не попадешь в белку?
Попадет ли он в белку с сорока шагов или нет, Волькша не знал, но не принять вызов Кайи не мог. И не потому, что это легло бы пятном на его честь, а потому, что с девушкой всегда было приятно спорить: и выигрыш, и проигрыш она встречала с достоинством, редким даже среди матерых мужиков.
Белкой они определили «олений глаз», – прореху в коре дерева, которая образовалась вокруг того места, где много лет назад была сломана у ствола ветка. Отмерили сорок шагов. Кайя предлагала тридцать, но Волькша съязвил:
– Боишься, что если мы отойдем слишком далеко, «белка» махнет хвостом и убежит?
– Вот, еще, – фыркнула девушка: – Просто я знаю, о чем говорю, а ты споришь только для того, чтобы спорить.
– Стреляй уже, – подзадорил ее Волькша.
Кайя наложила стрелу на тетиву. Чуть нагнула голову к правому плечу. Несколько мгновений она постояла с опущенным луком, потом вскинула его, натянула и тут же выстрелила. Стрела воткнулась в «слезник». Следующая поразила противоположный угол «глаза». Третья вошла точно в яблочко. Глядя
– На! – сказала девушка, протягивая лук: – Теперь твой черед.
Из трех стрел в дерево попали две: одна в четырех пядях [152] от «белки», а другая в двух с половиной. Сорока шагов, и правда, оказалось многовато.
– А знаешь почему у тебя не получается? – спросила его Кайя.
Волькша покачал головой. Был бы у него самострел, он бы показал, как надо стрелять.
– Потому, что ты вначале натягиваешь лук, а потом начинаешь стрелу на цель наводить, – пояснила ему девица: – Вы же, венеды, для того самострелы и делаете, чтобы долго целиться. И все равно толком попасть не можете.
152
Пядь – древняя мера длины, равная расстоянию между концами растянутых пальцев руки (большого и указательного), примерно 18 см.
Из ее слов Годинович понял только то, что Кайя догадалась про его думы о самостреле. И в другой раз он принес отцовский, пусть не такой убойный как у Хорса, но ладненький и привычный в руках стреломет.
Из него Волькша стрелял чуть лучше: все три дрота вонзились в дерево, но лишь один из них попал в двух вершках от «белки». [153] Точно поддразнивая его, Кайя в тот день одну за другой всадила свои стрелы в самую середку цели.
– Убедился? – спросила она, наблюдая, как венед, пыхтя, вытаскивает дроты из дерева: – Ну, если повезет, кабана ты подранить сможешь, но только если очень повезет. Но после первого выстрела он броситься либо на тебя, либо в кусты. И что ты будешь делать?
153
Вершок – древняя мера длины, равная 4,445 см.
Волькша призадумался. Ладонинские мужики всегда ходили на кабанов по двое: один с самострелом, второй с рогатиной…
– А ведь на то, чтобы убить подсвинка, нужна всего одна стрела. Чтобы завалить кабана – две, – прервала его раздумья Кайа: – Надо только знать, в какое место стрелять…
Волькша пытался ответить хоть что-нибудь, дабы не потерять лицо, но молвить было нечего. Права Кайя, венеды – никудышные охотники. Силки и ямы для тех, кто не умеет выслеживать зверя и, главное, не может убить его честным выстрелом. Но олоньская охотница не сказала об этом ни слова. И вскоре настроение Волкана опять наладилось, поскольку разговор ушел совсем в другие дебри…
О стрельбе из лука они вновь заговорили во время охоты на уток. Впрочем, это даже и охотой-то назвать было нельзя. Однажды Волькша и Кайя как обычно болтали о том, о сем, сидя на берегу Ладожки, речь зашла о дичи, и тут девушка посетовала:
– Что-то давно я не ела утятины.
– Так ведь не пора еще. Утка – она же хороша по осени, – изрек Волкан с поучительной повадкой своего отца.
– Пора – не пора, – фыркнула Кайя: – Это все венеды придумали. Просто к осени птица жирней и оттого медленнее взлетает. Твои-то сродники ее на воде бьют, небось.