Каменный мост
Шрифт:
– Будет жить. Продолжит жить, – доложил кому-то Боря. – И Вано продолжит жить. А потом по одному все сдохнем. Теперь ты знаешь, что тебя ждет. Мы тебя предупредили. Собирайся, и пошел за нами.
На улицах собирали елки, ходили Деды Морозы с белыми бородами, громада МИДа висела черным облаком над домами низкорослого Арбата, снег валил коровьими ресницами, мы прошли дальше, и над головами показалось незнакомое небо с черными дымами, кусочками синего – небо, еще не скрытое холодноватой тяжестью двух монеток, дубовой доской, красным сукном, двумя метрами глины, – как жаль, что все это случайно, нет ничего, кроме бессмысленности вселенной, совпадений атомов и молекул, нет смысла в невстрече с потерянным человеком, в красивом почерке, в замирании сердца
– Поведешь машину, – мы грузились в тесное тепло, – улица Маросейка. Остановишься напротив Девяткина переулка.
Чухарев сел за руль; ехали молча, словно ночью через реку. Клиент ждал – наш лысоватый майор, хранитель государственных тайн ФСБ РФ, двадцать два года в погонах, метался по тротуару, словно подошвы жгло, и пот капал с рыжих бровей; увидел нужный номер – машина! – чуть не шагнул под троллейбус, всплеснув ненужными руками – первый раз вижу его без портфеля, – сдерживаясь, чтоб не подбежать: пугало, что в машине густовато народа, он мечтал один на один.
– Помигай фарами. И открой ему дверь.
– Здрасть, – майор засунулся под бок Боре, хихикнул, – не всех, правда, знаю. – И зажмурился, выдавив влагу: – Нервы…
– Это наши люди. Езжай на Садовое. – Я разглядывал тротуарных баб, Боря страшно молчал, потом вдруг что-то вспомнил:
– Иван! Все, что ты услышишь, должно умереть в этой машине.
– Александр Василич, я так внепланово… – Майор искал хоть какой-то опоры в кошмаре и упрямо тянулся ко мне: знакомое лицо, пили кофе, ты же не убьешь?! – Помощь нужна! Вдруг кого-то знаете, кто решает… такие… разные вопросы, по линии органов внутренних дел?! У вас столько знакомых. Ситуация срочная сложилась. Мне не к кому… Есть к кому, но с этим – не могу! Всю жизнь может сломать! Все! Служба, жизнь и семья… – ему понравилось слово. – Сломать. Никогда не думал… Я никогда не думал… что так – можно сломать. Я готов сразу, какие-то материальные… понести, в разумных… Да любые деньги!!!
– Расскажи мне, – завывающе сказал Боря, не поворачиваясь к несчастному, – а какой у тебя выбор?
– Шантаж со стороны одной… – В единственной заготовленной фразе в этом месте стояло «проститутки», но последнее слово застряло в мозгу из соображений объективной реальности.
– Давно ее знаешь, – Миргородский спрашивал так, словно утверждал.
– Два, два с половиной… три года, – майор обрадовался, что больше не надо говорить самому, только отвечать, только честно.
– Встречались у нее дома.
– Да. Так. Почти всегда.
– Видеонаблюдение в квартире есть?
– Да откуда?
– Обычное дело.
– В голову не приходило, честное слово!
– Деньги давал?
– Ну, не то…
– Подкидывал по три сотни, нерегулярно. Делал малоценные подарки.
– Да, примерно… Нет. Полушубок подарил.
– Кто-нибудь из твоей конторы ее трахал?
– Как раз хочу сказать… Два или три раза… Или – ограниченное количество раз, системы, честное слово, не было – ходили в сауну, и там, там отдыхали несколько моих… ну, не друзей, но… Я не могу! Я ни в коем случае не могу назвать! И никто не должен… Ни в коем случае!
– Что хочет?
– У нас в управлении новогодний вечер, рано закончилось, все – по домам, а я решил– к ней, вдруг говорит…
– Сколько лет?
– А? Мне? Ей? Не знаю. Тридцать семь.
– Половой акт в тот вечер имел место?
– Да. Сначала – да. Потом говорит: милый, – майор нашел необходимым изобразить женский голос, стараясь, подпуская педерастической вульгарности и жадного жара, – давай купим гнездышко для наших встреч… Я его украшу, там будет уютно, нам уже пора…
– Раньше разговор был?
– Так, не всерьез. Она так, затрагивала: а вот хорошо бы
– Ты что говорил? На это что говорил?
– Ну… Что… Хорошо бы. Да. Но еще не время, надо подождать, моих доходов не хватает, пока… В перспективе что-то, может… Год-два, больше… – Майор закричал: – Я ничего никогда не обещал!!!
– Ну.
– Что?.. А. А вчера она – как-то вот настойчиво, как-то вот: я уже не девочка, проходит жизнь, хоть свой угол… Заладила: угол свой, что-то свое, хоть что-то свое в жизни! мы столько мечтали вместе, ты, мы… И не собьешь ее, прямо вцепилась, – майор сделал из рук хищные когтистые лапы. – Мне уже на дачу ехать, жена звонит, просто – хоть бы уйти… Говорю: давай после праздников, после старого Нового года. Хотя бы. После старого Нового года сядем и обсудим – так сказал… Прикинем.
– Знает, как тебя зовут? И где работаешь? Телефон служебный знает? Паспорт могла посмотреть, когда мыться ходил? Ясно. Чем кончилось?
– Цепляется и не отпускает! Я уже не выдержал и отрубил по-мужски: милая, я не готов! Не готов! А она… Она вдруг: а я… про тебя! И с кем в сауне… Дура! Думает, я испугаюсь! Давай сто восемьдесят тысяч долларов, и мне хватит. Завтра!
– Ты.
– Я… Я… Честно говоря, как-то… Извините, мужики, вы – мужики, поймете, короче, – он потряс правой ручкой, – вмазал ей, вот так, по харе блядской – ра-азок! И уехал. Но вернулся. Говорю, – тихонько сказал, как пароль, – полтинник. Она: за столько я могу только дома однушку купить, не в Москве. И я не одна… Я говорю: давай, шестьдесят только тебе, и ничего никому. Она: нет, я не могу, я им должна. Сто восемьдесят. Можно сто, и через месяц – восемьдесят. Ну а если семьдесят пять? Стал ее упрашивать, чтоб как-то загладить… Прощенье попросил! А ехать надо на дачу, жена звонит, звонит…
– Трахал ее в презервативе? Вчера?
– Да.
– В жопу не трахал?
– Нет. Нет!
– В рот?
– Ну, так, немного…
– В презервативе?
– Нет, а вот потом, когда…
– Презерватив ты выбрасывал?
– Не я, она, наверное… Внимания не обращал.
– Синяк на лице от удара остался?
– Не знаю, кажется… Я уехал, просто уехал! Думал: надо выспаться, она успокоится. Думал: сегодня поеду к ней, еще поговорим, хотя бы по телефону… Пять штук приготовил… Ночевал на даче, а утром – уже звонят соседи! Приезжала милиция, и на работу звонила милиция – написала заявление, что изнасиловал! Своим говорю, какая-то шутка, что-то перепутали, еду в милицию, а позвонил вам… Как вам?.. – спросил он словно у самого себя и затих, как ребенок, чтобы услышать лучше спасительные отцовские шаги, мечтая об одном: чтобы не прекращались эти равнодушные, но все-таки имеющие какую-то цель вопросы; но Боря с омерзением молчал, словно узнал все, и теперь ясно, и не поправишь, и сонно взглядывал на меня, будто пытаясь понять, где на Садовом майора надо высадить. – Уволить, конечно, уволят… Но если узнает дочь… – майор заплакал, неожиданно, невольно, не понимая, откуда взялось, смахивая капли с лица как что-то постороннее, как дождь. – Думал нанять адвоката. Вы думаете, нужен адвокат? – и замолчал, сдох.
Я досчитал про себя до двадцати шести, сдерживаясь: и-и-раз, и-и-два… Давай, Боря.
Чухарев вдруг взглянул на меня так, словно у него что-то сверлило в голове, словно необходимо прервать невыносимый звук, стон и вздох зарезанной свиньи.
– Дочка, значит, – удовлетворенно заметил Боря. – Для ребенка, конечно, это – страшная – психологическая – травма!
Майор по-собачьи просяще выгнулся в мою сторону: пусть это будет наше общее дело:
– Она же не одна. Сама сказала: я не одна. Значит, у нее в милиции кто-то есть, если бы выйти на них… И занести им – полтинник могу сразу. Из бизнеса могу вынуть. Если не приду сегодня в милицию… они могут ночью приехать? Куда мне идти?! Вдруг на дачу едут?! Я же не могу бегать… Я офицер, – и зарыдал уже по-настоящему, заскулил, сокрушенно потряхивая лысиной, зажевав складками морду.